здание Совета Европы
Европейская Конвенция о защите прав человека: право и практика
Европейская Конвенция о защите прав человека: право и практика
Новоcти
Библиoграфия
Вoпросы и oтветы
Сcылки

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru

Справка к документу

Обзор

решений Европейского Суда по правам человека по российским жалобам за ноябрь 2005 г.

 1. Общие  сведения  о  принятых  Европейским  судом  в  ноябре  2005 г. 
    решениях и постановлениях                                            
 2. Суд  признал применение пыток, незаконность содержания под  стражей, 
    и отсутствие справедливого   судебного   разбирательства   по   делу 
    Khudoyorov v. Russia                                                 
 3. Суд по делу Shofman v.  Russia  признал,  что   годовой    срок  для 
    оспаривания отцовства  с  момента рождения ребенка нарушает право на 
    частную жизнь мужа, который не является биологическим отцом          
 4. Влияние   рассмотрения   российских  дел  Европейским     Судом   на 
    национальное правосудие                                              

1. Общие сведения о принятых Европейским судом в ноябре 2005 г. решениях и постановлениях

В ноябре 2005 г. по российским делам Суд принял 14 постановлений по существу и 15 решений по вопросу приемлемости.

Из 15 дел 8 были признаны Судом приемлемыми, 5 - неприемлемыми, а две жалобы были вычеркнуты из списка рассматриваемых дел.

Из 8 жалоб, признанных приемлемыми, 6 жалоб: Ozerov v. Russia, Petrov v. Russia, Zhukov v. Russia, Volkova and Basova v. Russia, Smirnitskaya v. Russia, Levochkina v. Russia - поднимают вопросы справедливого судебного разбирательства, в том числе вопросы ретроспективного применения законодательства о пенсионном обеспечении, вопросы стабильности и правовой определенности судебных решений, а также отсутствия прокурора во время судебного разбирательства, отсутствия беспристрастности суда и невызова свидетеля в судебное заседание.

Также признанная приемлемой жалоба Romanenko and others v. Russia касается вопросов свободы слова: заявители были привлечены к ответственности за публикацию ряда статей, посвященных продаже леса в Приморском регионе. В признанной приемлемой жалобе Chepelev v. Russia заявитель оспаривает удочерение его дочери новым мужем ее матери без его согласия.

Жалоба Lymar v. Russia была вычеркнута из списка дел в связи с тем, что заявитель своевременно не представил свои возражения на меморандум Правительства. Решение принято 3 ноября. Жалоба Leonov v. Russia была вычеркнута из списка в связи с достижением дружественного урегулирования между заявителем и правительством.

Среди жалоб, которые Суд признал неприемлемыми, три: Antonov v. Russia, Presnyakov v. Russia и Khaziyev v. Russia - касались длительности судебного разбирательства. Суд отклонил их как необоснованные. Также не соответствующей условиям приемлемости была признана жалоба Elsanova v. Russia, в которой заявительница обжаловала убийство своих родственников и разрушение ее дома во время бомбежек в Чечне. В решении Суд отметил, что вопросы об убийстве родственников заявительницы не могут быть рассмотрены, так как жалоба на убийство подана с нарушением требований шестимесячного срока и без исчерпания национальных средств защиты, а жалоба в отношении разрушения дома не была достаточно подтверждена доказательствами.

Признанная неприемлемой жалоба Lomakin v. Russia касалась нарушения свободы слова: заявитель опубликовал две статьи о коррумпированности судьи, за что был привлечен к ответственности. Суд счел, что жалоба явно необоснованна, так как любые публикации о судьях должны базироваться на проверенных фактах, чего заявитель не смог продемонстрировать.

Из 14 принятых Судом в ноябре 2005 г. постановлений по существу российских дел, 12 касались длительности исполнения судебных решений. Так, по делу Kukalo v. Russia Европейский суд признал нарушение права на справедливое судебное разбирательство и права на защиту имущества в связи с длительным неисполнением решений российского суда о назначении заявителю компенсаций за участие в ликвидации Чернобыльской аварии. Заявителю присудили 3000 евро компенсации.

Жалобы Suntsova v. Russia, Bratchikova v. Russia, Kazartseva and Others v. Russia, Mikhaylova and Others v. Russia, Shestopalova and Others v. Russia, Valentina Vasilyeva v. Russia, Tolokonnikova v. Russia, Bobrova v. Russia, Gerasimenko v. Russia, Ivannikova v. Russia, Korchagina and Others v. Russia и Suntsova v. Russia касались выплат пособий на детей. Все эти жалобы, за исключением жалобы Suntsova v. Russia, были поданы жительницами Воронежа и Воронежской области. В общей сложности по этим делам проходило 58 заявителей.

По результатам рассмотрения этих дел Суд признал нарушение права на справедливое судебное разбирательство и нарушение права на защиту имущества, так как основной предмет спора состоял в том, что большинству из заявителей не были своевременно выплачены назначенные российскими судами денежные средства. В то же время сумма компенсаций по жалобам каждой из заявительниц небольшая - от 800 до 11 000 рублей, значительно ниже средних сумм, назначаемых Судом в качестве компенсации. Возможно, таким образом Суд хотел продемонстрировать, что столь очевидные жалобы должны разрешаться в порядке дружественного урегулирования: еще до разбирательства дел по существу Россия предлагала заявителям примерно такие же суммы компенсации. При этом, отказавшись от разбирательства, они могли бы получить эти деньги на один-два года раньше и не занимать рабочее время сотрудников Суда очевидными жалобами. Принимая во внимание, что еще несколько жалоб аналогичного содержания Суд признал неприемлемыми, можно сделать вывод об ужесточении позиции Суда в отношении большого потока таких жалоб.

2. Суд признал применение пыток, незаконность содержания под стражей, и отсутствие справедливого судебного разбирательства по делу Khudoyorov v. Russia>

С точки зрения важности и актуальности рассматриваемых проблем для нашей страны большой интерес представляет постановление Европейского суда по жалобе Khudoyorov v. Russia, вынесенное 3 ноября 2005 г.

Заявитель, по национальности таджик, живет в г. Владимире с 1998 г. 22 января 1999 г. он был задержан по подозрению в незаконном приобретении и владении наркотическими средствами. Позднее ему также было предъявлено обвинение в участии в организованной преступной группе. 18 июня 2004 г. Владимирский областной суд своим решением оправдал заявителя по всем обвинениям. 21 марта 2005 г. приговор Владимирского областного суда был оставлен в силе Верховным Судом РФ.

При этом с 22 января 1999 г. по 28 мая 2004 г. заявитель находился под стражей. В этот период времени Худойоров неоднократно обжаловал законность его содержания под стражей, отсутствие достаточных основания для содержания его под стражей, нерассмотрение судами его доводов, изложенных в ходатайствах об освобождении, а также длительность судебного разбирательства, условия содержания в СИЗО и условия транспортировки в суд.

Рассмотрев жалобы заявителя на условия содержания в СИЗО и условия транспортировки из СИЗО на слушания дела, Европейский суд констатировал нарушения статьи 3 Конвенции, запрещающей пытки и жестокое и унижающее обращение.

Рассматривая вопрос об условиях содержания, Суд принял во внимание следующие аргументы и доказательства, приведенные сторонами.

Так, заявитель указывал, что с 16 февраля 2000 г. по 28 мая 2004 г. он содержался в учреждении ОД-1/Т-2 УИН МЮ РФ по Владимирской области (т.н. "Владимирский Централ") в различных камерах корпусов 3 и 4. Эти корпуса были построены, соответственно, в 1870 и 1846 г г. Заявитель утверждал, что камеры, где он находился, были перенаселены. С февраля по декабрь 2000 г. он содержался в камере N 4-9 (рассчитана на 13 мест), где находилось от 18 до 35 заключенных. С декабря 2000 г. по май 2004 г. он содержался в различных камерах размером примерно 36 кв. м (рассчитанных на 16 мест), где находилось от 20 до 40 заключенных. После вступления в силу нового УПК РФ количество заключенных в камерах сократилось до 15-25. По причине тесноты в камерах заключенные спали по очереди по 8 часов. Те, кто не имел свободной койки, сидели на полу или на табуретках, если те были. Прочие условия содержания также были неудовлетворительными. Вместе с заявителем содержались больные туберкулезом, гепатитом, педикулезом, ВИЧ-инфицированные, при этом не предпринималось никаких мер по противодействию распространению инфекционных заболеваний. В камерах водились тараканы, блохи, комары, крысы и мыши, но администрация не предпринимала никаких действий для их уничтожения. Заключенным также не предоставлялось никаких гигиенических средств (мыла, зубной пасты, зубных щеток или туалетной бумаги), кроме соды и 1.5 л хлорки каждые два-три месяца. В камерах не было вентиляционной системы. Зимой там было холодно, а летом душно и жарко. Туалет находился на возвышении 50-80 см, а высота ширмы, отделяющей его от жилой зоны, не превышала одного метра, так что туалет фактически был на всеобщем обозрении. Обеденный стол находился в нескольких метрах от туалета. Заявитель также обжаловал качество питания, условия предоставления ежедневных прогулок, наличие решеток на окнах, ограничения во встречах с родственниками, запрет писать письма на таджикском языке. В подтверждение этих жалоб заявитель представил свидетельства своих сокамерников.

Правительство опровергало жалобы на условия содержания. Так, Правительство сообщило Суду, что заявитель содержался в 8 различных камерах: N 4-14 (12.1 кв.м, 6 мест, 4-6 заключенных), N 4-13 (12.3 кв. м, 6 мест, 5-7 заключенных), N4-9 (23.4 кв. м, 13 мест, 13-20 заключенных), NN 3-3, 3-53, 3-54, 3-51 (35-36 кв.м., 16 мест, 12-18 заключенных). По утверждению Правительства санитарные условия в камерах были удовлетворительными: туалет был отделен 1.5 метровой ширмой, и находился на подставке не выше 10 см. В камерах была проточная холодная вода, и заключенным разрешалось пользоваться кипятильниками. Запрет использования таджикского языка объяснялся тем, что в СИЗО не было переводчика.

Рассмотрев аргументы сторон, Суд отметил, что стороны расходятся относительно условий содержания заявителя, тем не менее, Суд признал нарушение статьи 3 Конвенции, основываясь на тех фактах, которые Правительством не отрицались. Исходя из сведений Правительства, при нахождении в различных камерах на заявителя приходилось 2 или 3 кв. м (что меньше установленного лимита в 4 кв. м). При этом, за исключением одного часа прогулки в день, он постоянно находился в камере вместе с другими заключенными. И это происходило в течение четырех лет и трех месяцев. Суд полагает, что сам факт нахождения в течение длительного времени в условиях столь ограниченного личного пространства может явиться причиной психического расстройства и моральных страданий, особенно если человек вынужден пребывать в таких условиях длительное время. С точки зрения Суда, в данном случае теснота усугублялась двумя факторами. Во-первых, до декабря 2002 г. на окнах были решетки, препятствующие проникновению естественного света и свежего воздуха, при этом находящийся в камере туалет не имел прямого слива. Во-вторых, заявитель не имел возможности общаться со своими родственниками на родном языке. Правительство не привело никаких аргументов, обосновывавших необходимость этих ограничений (решетки и запрет на переписку на таджикском) с точки зрения обеспечения безопасности СИЗО. Эти ограничения в совокупности с недостатком личного пространства, по мнению Суда, несовместимы с требованиями ст. 3 Конвенции.

Рассматривая вопрос об условиях транспортировки заявителя на судебные заседания, Суд принял во внимание следующие аргументы и доказательства, приведенные сторонами.

Заявитель указал, что он доставлялся из СИЗО в суд в общей сложности 205 раз - 185 раз в связи с рассмотрением обвинения и 20 раз в связи с рассмотрением вопроса о продлении срока содержания под стражей. В дни выезда в суд заявитель вставал в 4-5 часов утра, в 8 утра его препровождали в общую камеру размером 9-10 кв. м, в которой располагались 10-20 заключенных. Общая камера не имела системы вентиляции, и очень быстро становилось жарко и душно. В 9-9.30 заявителя препровождали в "автозак", в котором должны были перевозиться 10 заключенных (четверо в общем отделении и шесть человек в отдельных по 1 кв.м. на каждого). Тем не менее, как правило, перевозилось 15-20 заключенных, и даже 27 человек, в связи с чем заявитель вместе с другим заключенным в индивидуальном отсеке были вынуждены сидеть на коленях друг у друга. Дорога в суд, как правило, занимала один час. По дороге "автозак" останавливался у других учреждений. Заявитель возвращался в камеру к 6-8 часам вечера. В такие дни заявителю не предоставлялось никакого питания, он пропускал прогулку и иногда возможность принять душ. Заявитель утверждал, что условия транспортировки в суд нарушали статью 3 Конвенции, то есть были унижающим обращением.

Правительство утверждало, что условия перевозки были удовлетворительными.

Рассмотрев доводы сторон, Суд решил, что условия перевозки заявителя "достигли того уровня жестокости", чтобы было установлено нарушение ст. 3 Конвенции. Этот вывод был основан на том, что Правительство, сообщив, что условия были удовлетворительными, не предоставило информации, опровергающей конкретные претензии заявителя к процессу транспортировки. Более того, Правительство не представило даже каких-либо нормативных документов, регулирующих правила транспортировки. Суд указал, что он не может оценить, соответствует ли оборудование "автозака" требованиям, установленным Европейским Комитетом по предупреждению пыток, но тот факт, что заявитель был вынужден делить индивидуальный отсек размером 1 кв. м с другим заключенным, так что один должен был сидеть на коленях у другого, а также не получал в этот день питания и прогулки, с учетом того, что заявителя вывозили в суд более 200 раз, несовместим с требованиями ст. 3 Конвенции.

Кроме вопросов, связанных с условиями содержания и транспортировки, Суд также исследовал законность содержания заявителя под стражей. В итоге Суд констатировал, что в нескольких случаях продление содержания заявителя под стражей не соответствовало статье 5 (1) Конвенции, которая допускает содержание под стражей только если это действительно необходимо.

Период содержания под стражей с 22 января 1999 г. по 4 мая 2001 г. Суд не рассматривал, объявив жалобу в этой части неприемлемой.

Тем не менее, следует упомянуть, что в срок с 22 января 1999 по 21 июня 2000 (т.е. около полутора лет) органы прокуратуры расследовали уголовное дело, по которому в качестве обвиняемых проходил 21 человек, включая заявителя. Во время следствия срок содержания заявителя под стражей несколько раз продлялся. Ходатайства заявителя об освобождении и о применении меры пресечения в виде залога отклонялись без указания оснований или на основании того, что в случае освобождения он может скрыться, потому что обвиняется в особо тяжком преступлении, и находится во Владимире только временно и его постоянное место жительства - Душанбе.

21 июня 2000 г. следствие было завершено, а дело передано в суд. 18 июля 2000 г. Владимирский областной суд направил дело на дополнительное расследование, так как обвинительное заключение не было переведено на таджикский язык, хотя семеро из обвиняемых были таджиками. При этом суд продлил срок содержания заявителя под стражей на время дополнительного расследования. Решение о дополнительном расследовании дважды оспаривалось прокуратурой и отменялось вышестоящими судебными инстанциями, однако Владимирский областной суд при каждом новом рассмотрении опять выносил решение о направлении дела на дополнительное расследование. Третий раз суд вернул дело на дополнительное расследование 4 апреля 2001 г. Пока прокуратура и суд спорили о том, будет ли дело рассматриваться по существу, заявитель продолжал находиться под стражей.

4 апреля 2001 г., одновременно с очередным возвращением дела на дополнительное расследование, срок содержания заявителя под стражей был продлен до 4 мая 2001 г.

Европейский суд рассмотрел содержание заявителя под стражей в период с 4 мая 2001 г. по 4 декабря 2002 г. В связи с этим на событиях данного периода следует остановиться подробнее.

19 апреля 2001 г. прокурор обратился во Владимирский областной суд с просьбой о продлении срока содержания заявителя под стражей. Заявитель ходатайствовал об освобождении. В ходатайстве заявитель, среди прочего, указал, что прокурор не проводит никакого дальнейшего расследования. 28 апреля 2001 г. Владимирский областной суд постановил, что обвинительное заключение было переведено на таджикский язык и что 18 апреля 2001 обвиняемые и их адвокаты начали знакомится с материалами дела. Отметив тяжесть обвинения против заявителя, его национальную принадлежность Вряд и отсутствие постоянной регистрации во Владимире, областной суд продлил срок содержания под стражей до 4 сентября 2001 г. 4 и 17 мая 2001 г. заявитель обжаловал продление срока содержания под стражей во Владимирском областном суде.

8 августа 2001 г. Верховный Суд установил, что одному из обвиняемых по делу не был предоставлен переводчик на узбекский, а заявитель и еще один из обвиняемых не имели доступа к материалам, исследуемым областным судом, и эти недостатки судебного разбирательства могли повлиять на выводы суда. Верховный Суд направил дело на новое рассмотрение, во время которого указанные недостатки должны были быть исправлены, а доводы обвиняемых и их адвокатов, включая доводы о незаконности содержания под стражей, - быть рассмотрены. Однако содержание под стражей было оставлено без изменения. В этот же день Верховный Суд отказал заявителю в его ходатайстве о присутствии на кассационном рассмотрении.

11 сентября и 30 ноября 2001 г. Владимирский областной суд отложил судебные заседания, чтобы предоставить обвиняемым дополнительное время для ознакомления с делом.

27 февраля 2002 г. Владимирский областной суд удовлетворил отвод заявителя председательствующему. 11, 13 марта, 12 апреля, 17 и 18 июня 2002 г. судебные заседания были отложены из-за отсутствия нескольких адвокатов, в том числе и адвоката заявителя.

15 августа 2002 г. Владимирский областной суд удовлетворил ходатайство прокурора от 19 апреля 2001 г. о продлении срока содержания заявителя под стражей до 4 сентября 2001 г. При этом суд сослался на то, что заявитель - гражданин Таджикистана и не зарегистрирован на постоянное место жительство во Владимире, и что ему предъявлены серьезные обвинения. Суд также сослался на довод прокурора, что заявитель может чинить препятствия правосудию. Однако основания для такого вывода суд не привел. 23 сентября 2002 г. заявитель обжаловал указанное решение в Верховном Суде, указав, что содержание решения было "незаконным и неконституционным". 23 января 2003 г. Верховный Суд оставил решение от 15 августа 2002 г. в силе, указав, что "судья пришел к хорошо мотивированному выводу, что обвиняемые не могут быть освобождены". С точки зрения Верховного Суда, судья нижестоящей инстанции корректно сослался на серьезность обвинения, учел сведения о личности обвиняемых и обстоятельства, на которые ссылался прокурор. Кроме того, Верховный Суд указал, что "тот факт, что решение о продлении было вынесено после того, как обвиняемые уже пробыли это время под стражей, не является основанием для отмены решения от 15 августа 2002 г., потому что первое судебное решение по этому вопросу было отменено в соответствии с законом и ходатайство прокурора от 19 апреля 2001 г. было направлено на новое рассмотрение. В связи с вышеназванными обстоятельствами рассмотрение уголовного дела не затрагивалось решением по ходатайству прокурора". В тот же день Верховный Суд отклонил обращение заявителя с просьбой присутствовать на кассационном рассмотрении на том основании, что его доводы были четко изложены в жалобе, его адвокаты присутствовали на рассмотрении, а прокурор не присутствовал.

4 сентября 2001 г. дополнительное расследование было закончено и дело направлено во Владимирский областной суд. Заявитель вновь обратился с ходатайством об освобождении из-под стражи.

9 января 2002 г. суд назначил первое слушание по делу на 5 февраля 2002 г. и оставил меру пресечения заявителю без изменений. 11 февраля 2002 г. заявитель обжаловал это решение. Он указал, что его содержание под стражей незаконно, так как уже значительно превосходит 18-месячный срок, установленный УПК, а также потому, что условия содержания под стражей плохие, и что он подвергался жестокому обращению со стороны сотрудников милиции в момент задержания и после этого. Он также заявлял, что его жалобы никогда не пересылались в Верховный Суд РФ.

5 февраля 2002 г. слушание по делу было отложено на 26 февраля, так как три обвиняемых не явились в суд. 15 февраля 2002 г. заявитель обжаловал решение об отложении рассмотрения, а также еще раз перечислил те доводы, которые были изложены в жалобе от 11 февраля.

13 марта 2002 г. Владимирский областной суд решил, что дело не готово к рассмотрению в связи с существенными нарушениями процессуальных норм: в частности, несколько обвиняемых не смогли в достаточной мере ознакомится с материалами дела, одному из обвиняемых не было обеспечено право на переводчика на узбекский, другой обвиняемый не был извещен в соответствующее время о проведении экспертизы. Суд вновь направил дело на дополнительное расследование, а обвиняемых оставил под стражей в связи с тяжестью обвинения. 11 апреля 2002 прокуратура обжаловала решение суда от 13 марта 2002, а заявитель обжаловал его 29 апреля, указав, в числе прочего, что содержание под стражей свыше 18 месяцев во время предварительного расследования недопустимо, а этот срок истек 4 апреля 2001 г.

8 августа 2002 г. Верховный Суд отказал заявителю в ходатайстве присутствовать на рассмотрении, так как его позиция была четко изложены в его жалобе. 12 сентября 2002 г. Верховный Суд рассмотрел жалобы прокурора, обвиняемых и их защитников, и пришел к выводу, что права обвиняемых не были затронуты. На этом основании Верховный Суд отменил решение Владимирского областного суда и дал рекомендации рассмотреть дело по существу. Также Верховный Суд оставил обвиняемых под стражей в связи с тяжестью обвинения. 7 октября 2002 г. дело было возвращено во Владимирский областной суд.

18 ноября 2002 г. Владимирский областной суд продлил срок содержания под стражей заявителю до 3 декабря 2002 г. 4 декабря 2002 г. Владимирский областной суд продлил срок содержания под стражей еще на три месяца до 3 марта 2003 г. В постановлении были указаны те же основания, что и в постановлении от 18 ноября 2002 г. 22, 26 ноября и 5 декабря 2002 г. адвокаты заявителя обжаловали постановления о продлении.

В Европейский суд заявитель жаловался, что содержание под стражей с 28 апреля 2001 не было законным по следующим причинам. Постановление Владимирского областного суда от 28 апреля 2001 г., которым суд признал реализацию процессуальных прав обвиняемых и продлил им срок пребывания под стражей, было отменено Верховным Судом 8 августа 2001 г. Кроме того, после того, как 4 сентября 2001 дело было направлено во Владимирский областной суд для разбирательства по существу, ходатайство заявителя об освобождении, поданное в то же самое время, было рассмотрено спустя более чем 4 месяца вместо 14 дней, предусмотренных в УПК РСФСР. Постановление от 9 января 2002 г. не содержало достаточных оснований для продления срока содержания под стражей, так как единственным основанием была тяжесть предъявленного обвинения. Ни областной суд, ни Верховный Суд в своих решениях, соответственно, от 13 марта 2002 и 12 сентября 2002 г. не прокомментировали доводов заявителя. Заявитель также указал, что 18 ноября 2002 г. областной суд продлил срок содержания под стражей пост фактум, то есть спустя 2 месяца и 15 дней после окончания предыдущей санкции, кроме того, 4 декабря 2002 г. срок был продлен также с просрочкой на один день.

Правительство утверждало, что срок содержания заявителя под стражей соответствовал требованиям российского законодательства и не был произвольным. 28 апреля 2001 г. Владимирский областной суд продлил срок содержания под стражей до 4 сентября 2001 г. для того, чтобы обвиняемые могли ознакомится с материалами дела. 8 августа 2001 г. Верховный Суд РФ отменил это решение, но оставил меру пресечения прежней. С 4 сентября 2001 г. по 9 января 2002 г. ходатайство об освобождении рассматривалось Владимирским областным судом. С 13 марта по 7 октября 2002 г. ходатайство об освобождении рассматривалось Верховным Судом РФ. По мнению Правительства, российское законодательство не устанавливает сроков рассмотрения вопросов содержания под стражей. Правительство также указало, что 12 сентября 2002 г. Верховный Суд возвратил дело во Владимирский областной суд, который получил его 7 октября 2002 г. В это время вступил в силу новый УПК РФ, новое заседание было назначено 18 ноября 2002 г. и срок содержания был продлен до 3 декабря 2002 г.

Анализируя позиции сторон, Европейский суд сослался на свою практику, указав, что термин "законность" в отношении содержания под стражей определяется прежде всего внутренним законодательством, тем не менее, это не всегда является определяющим, так как Суд оценивает еще, соответствовало ли содержание под стражей целям ч. 1 ст. 5, чтобы обеспечить защиту от произвольного лишения свободы.

Суд выделил несколько периодов содержания под стражей с 4 мая 2000 до 4 декабря 2002 г., каждый из которых рассмотрел с точки зрения требования законности.

Суд вновь повторил, что 28 апреля 2001 г. прокурор ходатайствовал о продлении срока содержания под стражей до 4 сентября 2001 г. Российский суд удовлетворил это ходатайство 4 мая 2001 г., но потом, 8 августа 2001 г., постановление суда было признано незаконным и необоснованным и дело было направлено на новое рассмотрение. Новое рассмотрение состоялось 15 августа 2002 г., в результате чего было санкционировано содержание под стражей с 4 мая по 4 сентября 2001 г.

Европейский суд счел, что из названного периода содержание под стражей было "законным" с 4 мая 2001 г. до 8 августа 2001 г., пока Верховный Суд РФ не отменил решение областного суда; соответственно, в этот период нарушение ч. 1 ст. 5 не может быть установлено.

Период содержания под стражей с 8 августа 2001 по 4 сентября 2001 г. являлся, по мнению Европейского суда, незаконным. Решением от 8 августа 2001 Верховный Суд РФ отменил постановление областного суда в части, касающейся реализации прав обвиняемых, и оставил им без изменения меру пресечения в виде содержания под стражей. При этом Верховный Суд не привел мотивов необходимости дальнейшего содержания обвиняемых под стражей, а также не установил срока, на который содержание под стражей может быть продлено или по истечении которого нижестоящий суд должен вновь рассмотреть вопрос о необходимость такой меры. В результате нижестоящий суд вернулся к вопросу о содержании обвиняемых под стражей только через год. А в течение всего этого года заявитель не имел определенного представления об основаниях и сроках своего содержания под стражей. Исходя из этого, Европейский суд признал, что решение Верховного Суда не соответствовало требованиям понятности, предсказуемости результатов и защиты от произвола, что является нарушением ч. 1 ст. 5 Конвенции.

Европейский суд также признал несоответствующим требованиям ч. 1 ст. 5 Конвенции период содержания под стражей с 4 сентября 2001 г. по 9 января 2002 г. в связи с тем, что российский суд, продляя срок содержания, не дал какого-либо обоснования необходимости этой меры.

Период содержания с 9 января по 13 марта 2002 г. Суд счел соответствующим стандартам Конвенции, поскольку решение, принятое областным судом 9 января 2002 г., соответствовало требованиям российского законодательства и принципу обоснованности.

Период с 13 марта по 12 сентября 2002 г., по мнению Европейского суда, не отвечал требованиям "законности" по следующим причинам. 13 марта 2002 г. своим решением Владимирский областной суд направил дело на дополнительное расследование, оставив меру пресечения прежней и не установив срока содержания под стражей. Европейский суд отметил, что заявитель обжаловал это решение в связи с тем, что установленный российским законом максимальный 18-месячный срок содержания под стражей во время предварительного следствия уже истек. 12 сентября 2002 г. Верховный Суд РФ отменил это решение областного суда, но не рассмотрел аргументы обвиняемых относительно содержания под стражей и оставил меру пресечения прежней, также без указания сроков лишения свободы. Действовавшее на тот момент российской законодательство предусматривало 18 месяцев содержания под стражей во время предварительного расследования плюс 6 месяцев по судебному решению для ознакомления с делом и 1 месяц по санкции прокурора, если дело направлено на дополнительное расследование. В данном деле 18-месячный срок нахождения под стражей истек 4 апреля 2001 г. Прокурор продлил срок содержания под стражей до 4 мая 2001 г., после чего суд продлил содержание под стражей еще на четыре месяца до 4 сентября 2001 г. Европейский суд счел, что дальнейшее продление содержания под стражей было невозможным с точки зрения российского законодательства. Правительство также не назвало какой-либо нормативный документ, который бы предусматривал возможность дальнейшего продления. Кроме того, постановление областного суда от 13 марта 2002 г. о продлении срока содержания под стражей было весьма лаконичным и не содержало никаких ссылок на внутренние законодательство, в связи с чем оно не удовлетворяло требованиям "законности".

Период нахождения заявителя в заключении с 12 сентября 2002 г. по 7 октября 2002 г. Европейский суд счел законным, так как Верховный Суд РФ оставил прежней меру пресечения на время судебного разбирательства.

Период с 7 октября 2002 г. по 18 ноября 2002 г. Европейский суд признал незаконным, так как областной суд, получив дело на рассмотрение из Верховного Суда, не вынес какого-либо решения относительно меры пресечения. Кроме того, Европейский суд отметил, что новый УПК РФ, вступивший в силу в 2002 г., формулирует нормы о содержании под стражей так же нечетко, как и предыдущий.

18 ноября 2002 г. областной суд продлил срок содержания пост фактум на три месяца с 3 сентября до 3 декабря 2002 г., основываясь на решении Верховного Суда и не проверив самостоятельно основания для продления содержания под стражей. Европейский суд указал, что в связи с этим решение областного суда не имело достаточно четкого правового основания, потому его нельзя признать удовлетворяющим требованиям законности с точки зрения как внутреннего законодательства, так и требований Конвенции. На этом основании период содержания под стражей с 12 сентября по 18 ноября 2002 г. также был признан не соответствующим ч. 1 ст. 5 Конвенции.

Период с 18 ноября по 4 декабря 2002 также был признан незаконным, подтверждением чего Суд счел решение Верховного Суда РФ, в котором указывалось, что срок был продлен с нарушением процессуальных норм внутреннего законодательства, в связи с чем продление было отменено как незаконное.

Заявитель также утверждал, что в отношении его была нарушена ч. 3 ст. 5 Конвенции, согласно которой всякий лишенный свободы должен незамедлительно предстать перед судьей или иметь право на освобождение до разбирательства его дела в суде.

Заявитель утверждал, что эти требования были нарушены, поскольку ни одно из решений о продлении его содержания под стражей не называло конкретных оснований необходимости данной меры, а формулировки этих решений повторялись. Правительство утверждало, что содержание под стражей было необходимым, так как заявитель - иностранец, не имеющий постоянного места жительства в РФ и обвинявшийся в серьезных преступлениях.

Рассматривая этот вопрос, Европейский суд сослался на свою практику, указав, что чем дольше содержится обвиняемый под стражей, тем более основательными и подтвержденными фактическими обстоятельствами должны быть аргументы в пользу продления содержания под стражей. Суд полагает, что первоначально содержание заявителя под стражей удовлетворяло требованиям "разумных подозрений", но с течением времени эти основания становились все менее и менее убедительными, поскольку государственные органы должны были проверять реальную ситуацию, чтобы обосновать необходимость продления заключения для заявителя. Что касается разумности срока содержания под стражей, то с момента начала разбирательства уголовного дела в отношении заявителя российский суд продлял действие меры пресечения семь раз. При этом все семь раз он обосновывал это решение тяжестью обвинения, дважды ссылался на возможность обвиняемого скрыться и пять раз указывал, что содержание под стражей необходимо для "обеспечения реализации обвинения", что прямо противоречит требованиям ч. 1 ст. 5 Конвенции. Кроме того, Суд учел, что власти не объяснили, на каких фактических обстоятельствах они основывались, утверждая, что заявитель может скрыться, и не рассмотрели другие варианты обеспечения явки в суд. Таким образом, российские суды не проявили должной тщательности при проверке обоснованности продления содержания под стражей, в результате чего произошло нарушение ч. 3 ст. 5.

Заявитель также утверждал, что было нарушено его право на обжалование законности содержания под стражей, гарантированное ч. 4 ст. 5 Конвенции. В частности, заявитель указал, что его жалобы на решения областного суда рассматривались с задержками, а слушания по его делу откладывались, что не соответствует требованию безотлагательности рассмотрения жалоб.

Правительство утверждало, что для таких сроков рассмотрения жалоб были объективные причины, в том числе многочисленность заявлений обвиняемых и отсутствие адвокатов в судебных заседаниях.

Европейский суд, рассмотрев обстоятельства дела, пришел к выводу, что право заявителя на обжалование законности содержания под стражей было нарушено. Это выразилось в том, что рассмотрение жалоб заявителя на решение от 28 апреля 2001 заняло почти год и девять месяцев, не была удовлетворена просьба заявителя присутствовать на судебном заседании, а Правительство не дало удовлетворительных объяснений о причинах задержек в процессе рассмотрения жалобы заявителя

Обжалование решения от 4 сентября 2001 г. заняло 125 дней, суд рассмотрел эту жалобу только 9 января 2002, что не отвечало требованиям "незамедлительного рассмотрения", и Правительство не предоставило удовлетворительных объяснений этому.

Жалоба заявителя на решение от 9 января 2002 г. не была в принципе рассмотрена, несмотря на то, что заявитель поднимал эти вопросы трижды в разных жалобах.

Жалоба заявителя на решение от 13 марта 2002, поданная 29 апреля 2002, была рассмотрена 12 сентября 2002 г., через 134 дня, что также не отвечало требованию "незамедлительного рассмотрения".

Жалобы на решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г. были поданы 22, 26 ноября и 5 декабря 2002 г. соответственно, однако были рассмотрены только после принятия Европейским судом решения о приемлемости жалобы заявителя.

Заявитель также обжаловал длительность процесса рассмотрения его уголовного дела и некоторые другие аспекты справедливости судебного разбирательства, гарантированные статьей 6 Конвенции. В связи с оправдательным приговором Европейский суд не рассматривал эти жалобы, за исключением жалобы на длительность процесса. Правительство утверждало, что длительность рассмотрения была вызвана необходимостью участия переводчиков и организации перевода, а также неявкой адвокатов в суд. Европейский суд, приняв это во внимание, тем не менее, счел избыточной продолжительность судебного разбирательства в 6 лет и 2 месяца, особенно с учетом того, что заявителя оправдали.

Европейский суд присудил заявителю компенсацию в размере 50 000 евро.

Решение по делу Худойорова демонстрирует самые болезненные проблемы российского уголовного судопроизводства: некачественную работу государственного обвинения, которое пытается компенсировать отсутствие доказательств затягиванием сроков расследования, а так же позицию российских судов, которые в ущерб правам обвиняемых дают стороне обвинения возможность исправлять допущенные в ходе следствия ошибки. Очевидно, что подобная практика в деятельности органов уголовной юстиции приводит к чрезвычайно длительным срокам содержания людей в СИЗО, к переполненности мест предварительного заключения, а так же препятствуют скорейшему осуществлению правосудия и надолго оставляет участников процесса в неведении о своей судьбе. Сумма компенсации показывает, что Европейский суд полагает недопустимым сохранение такой практики после вступления в силу нового УПК РФ и по истечении почти пяти лет с момента принятия постановления по делу Kalashnikov v. Russia, в котором Суд указал России не недопустимость переполнения СИЗО и содержания в них людей в течение нескольких лет.

3. Суд по делу Shofman v. Russia признал, что годовой срок для оспаривания отцовства с момента рождения ребенка нарушает право на частную жизнь мужа, который не является биологическим отцом

Значительный интерес для правоведов представляет постановление по делу Shofman v. Russia, которое было принято 24 ноября 2005 г. Постановление касается жалобы на то, что применение пресекательного срока для подачи иска об оспаривании отцовства нарушает право на частную жизнь и наносит ущерб интересам ребенка.

Основанием для подачи жалобы послужили следующие обстоятельства. 10 августа 1989 г. в Новосибирске заявитель женился на Г., после чего семья переехала в Санкт-Петербур г. 12 мая 1995 г. жена заявителя родила сына в Новосибирске. Несмотря на возражения заявителя, она зарегистрировала сына на свою фамилию. Однако заявитель был указан как отец в свидетельстве о рождении. В конце сентября 1995 г. жена заявителя вернулась с сыном в Санкт-Петербур г. Заявитель был уверен, что он отец ребенка, и воспитывал его как своего сына.

28 мая 1996 г. заявитель уехал в Германию, и до сентября 1997 г. он ждал, что Г. с сыном присоединятся к нему. Но в сентябре 1997 г. Г. сообщила ему в письме, что не собирается дальше жить с ним в браке и намерена обратиться за алиментами. В это же время родственники заявителя сообщили ему, что он не является отцом ребенка.

16 декабря 1997 г. заявитель подал на развод и направил в суд иск об оспаривании своего отцовства. 12 апреля 1999 г. заявитель был разведен, а 16 ноября 2000 г. Железнодорожный районный суд Новосибирска принял решение по поводу отцовства заявителя.

В решении суд указал, что ДНК-тесты от 28 июня 1999 г. и 5 июня 2000 с очевидностью показывают, что заявитель не является отцом ребенка. Несмотря на утверждения бывшей жены, суд признал, что заявитель не является отцом ребенка. Однако, основываясь на нормах Кодекса о браке и семье 1969 г., который действовал на момент рождения ребенка, суд отказал заявителю в иске на том основании, что тот мог оспаривать отцовство только в течение одного года с момента рождения ребенка. При этом суд посчитал, что Семейный кодекс 1995 г., предусматривающий иное регулирование вопросов отцовства, в данном случае неприменим, так как он вступил в силу только 1 марта 1996 г.

15 марта 2001 г. кассационная инстанция Новосибирского областного суда оставила решение в силе. Надзорные жалобы заявителя были отклонены.

12 сентября 2002 г. мировой судья третьего судебного округа Железнодорожного района г. Новосибирска удовлетворил требование бывшей жены заявителя об алиментах. 15 сентября 2003 г. Железнодорожный районный суд оставил решение мирового судьи в силе.

В жалобе в Европейский суд заявитель утверждал, что определение его прав отцовства, без сомнения, затрагивает его частную жизнь. Кроме того, ребенок имеет право поддерживать отношения со своим биологическим отцом, а юридическое отцовство может быть оспорено, если установлено, что оно не соответствует биологическому.

Заявитель утверждал, что ст. 8 Конвенции, защищающая неприкосновенность частной и семейной жизни, гарантирует право на разрыв семейных уз, если они не имеют биологической основы. Если национальные власти в этом случае не позволили разорвать семейные отношения, - имело место вмешательство в частную жизнь. При этом заявитель не оспаривал соответствие решений российских судов национальному законодательству, но отмечал, что власти не указали правомерных целей применения этого законодательства, а также необходимости его использования в демократическом обществе. Исходя из этого, вмешательство в его частную жизнь можно считать неправомерным. Что касается целей пресекательных сроков, существовавших в российском законодательстве, то, по утверждению заявителя, срок должен был исчисляться с момента, когда у отца появились сомнения в своем отцовстве. Юридический отец может оспорить отцовство, только если он узнал о фактах, которые доказывают, что отцовство в действительности не имеет места. В этом случае он может сделать сознательный выбор: разорвать отношения отцовства или продолжить их на условиях усыновления. Поэтому законодательство должно предоставлять разумный период, во время которого отец может принять решение. Применительно к заявителю, период должен был начаться с того момента, когда муж узнал, что он может не являться биологическим отцом. Кроме того, заявитель полагает, что такой порядок не нарушал бы права ребенка, так как для психологического благополучия ребенка лучше, если юридическое отцовство совпадает с биологическим. Кроме того, заявитель отмечал, что Семейный кодекс 1995 г. не предусматривает таких пресекательных сроков, а это подтверждает, что интересам ребенка отвечает установление реального отцовства. Заявитель также указал, что в других странах-участницах Конвенции также существуют пресекательные сроки, но они значительно длиннее, если срок отсчитывается от рождения ребенка, или начинают исчисляться с момента, когда отец узнал о фактах, указывающих на то, что он не является биологическим отцом ребенка. Заявитель также указал, что у него отсутствуют фактические отношения с ребенком, так как с 28 марта 1996 г. он постоянно живет в Германии.

Правительство утверждало, что судебные решения полностью основывались на нормах Кодекса о браке и семье. Российские суды установили, что заявитель согласился быть указанным как отец ребенка, и мог оспорить отцовство до 30 июня 1996 г. Тем не менее он не возбудил процедуру до декабря 1997 г., то есть начал ее после истечения срока давности. Правительство полагает, что вмешательство в семейную жизнь заявителя отсутствует.

Европейский суд счел, что вопрос оспаривания отцовства включается в круг вопросов частной жизни, защищаемой статьей 8 Конвенции. Применительно к описанным фактам Суд указал, что государство имеет позитивные обязательства "эффективно" уважать частную или семейную жизнь, в том числе и принимать адекватные меры по защите частной и семейной жизни.

Сравнительный анализ законодательства других стран показал, что единый подход к такого рода вопросам отсутствует и срок оспаривания отцовства может отсчитываться от различных моментов. Суд также учитывает, что ограничительный срок оспаривания отцовства вводится для обеспечения стабильности семьи и защиты ребенка. Так, в делах Yildirim и Rasmussen Европейский суд установил, что, если отец пропустил срок оспаривания отцовства, интересы ребенка преобладают. Однако в этих делах заявители с момента рождения ребенка знали о том, что не являются биологическими отцами. Суд подчеркнул, что ситуация в настоящем деле отличается, так как отец в течение двух лет жизни ребенка не подозревал о том, что не является биологическим отцом ребенка, и получил информацию об этом только в сентябре 1997 г., когда срок давности для подачи иска уже истек.

Европейский суд отметил, что районный суд, рассматривавший иск об отцовстве, признал, что на основании биологических доказательств нет сомнений, что заявитель не является отцом ребенка. Статья 49 Кодекса о браке и семье, примененная районным судом в отношении заявителя, адекватно защищает интересы мужа, который сомневается в своем отцовстве с момента рождения ребенка, но она не предусматривает возможности для мужей в ситуации заявителя установить биологическую реальность более чем через год после рождения ребенка. Правительство не указало ни одно основания того, что устанавливать такой "негибкий" срок и не предусмотреть никаких исключений из него было "необходимым в демократическом обществе". С точки зрения Суда, юридическая реальность, которая превалирует над биологической и социальной реальностью, несовместима со ст. 8 Конвенции. Суд также счел, что невозможность оспорить отцовство по истечении года с момента рождения ребенка, если муж узнал о том, что он не является отцом, спустя два года после рождения ребенка, не является пропорциональной и не преследует правомерной цели. В связи с чем было установлено нарушение статьи 8 Конвенции.

Суд присудил заявителю компенсацию в размере 6 000 евро.

Применительно к данному делу нужно отметить, что жалоб против России, связанных с вопросами семьи и частной жизни, в Европейском суде немного по сравнению с другими категориями дел. Однако практически каждое из этих дел демонстрирует негибкость российской судебной системы при решении семейных вопросов.

4. Влияние рассмотрения российских дел Европейским Судом на национальное правосудие

Рассмотрение жалоб в Европейском Суде способствовало привлечению к ответственности сотрудников милиции, как это произошло с майором милиции начальником отделения Ленинского РУВД оперуполномоченым Игорем Сомовым и бывшим майором милиции оперуполномоченным Ленинского РУВД Николаем Костериным, которых приговорили к 4 годам лишения свободы каждого. Они были признаны виновными в доведении до самоубийства и в превышении должностных полномочий с применением насилия и причинении тяжких последствий Алексею Михееву, жалоба которого рассматривается Европейским судом.



Новости
| Европейская конвенция | Европейский Суд | Совет Европы | Документы | Библиография | Вопросы и ответы | Ссылки


© Council of Europe 2002  Разработка: Компания "ГАРАНТ"
Проект финансируется при поддержке
Правительства Соединенного Королевства