здание Совета Европы
Европейская Конвенция о защите прав человека: право и практика
Европейская Конвенция о защите прав человека: право и практика
Новоcти
Библиoграфия
Вoпросы и oтветы
Сcылки

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru

Справка к документу

Обзор

постановлений и решений Европейского суда по правам человека за май 2007 г.

(подготовлен юристами Центра содействия международной защите и Центра "Демос")

Темы выпуска:

Общие сведения о постановлениях и решениях Суда, принятых в мае 2007 г.

Недопустимость отмены оправдательного приговора в порядке надзора из-за недостатков расследования: дело Radchikov v. Russia (Радчиков против России, жалоба N 65582/01, Москва)

Реализация права на доступ к правосудию в гражданском процессе: дела Kovalev v. Russia (Ковалев против России), Dunayev v. Russia (Дунаев против России), Glushakova v. Russia (Глушакова против России), Prokopenko v. Russia (Прокопенко против России), Sergey Petrov v. Russia (Сергей Петров против России) и Sobelin and others v. Russia (Собелин и другие против России)

Защита права собственности: дела Tuleshov and others v. Russia (Тулешов и другие против России) и Viktor Konovalov v. Russia (Виктор Коновалов против России)

Проблемы законности и обоснованности применения меры пресечения в виде содержания под стражей, длительность ареста и вопросы судебного контроля за законностью ареста: Vladimir Solovyev v. Russia (Владимир Соловьев против России), Pshevecherskiy v. Russia (Пшевечерский против России), Mishketkul and others v. Russia (Мишкеткул и другие против России), и Ignatov v. Russia (Игнатов против России)

Условия содержания и медицинское обслуживание заключенных, а также применение к ним мер стеснения в виде наручников: дало Benediktov v. Russia (Бенедиктов против России) и Gorodnitchev v. Russia (Городничев против России).

Право на жизнь в контексте контртеррористической операции: дело Akhmadova and Sadulayeva v. Russia (Ахмадова и Садулаева против России)

Общие сведения о постановлениях и решениях Суда, принятых в мае 2007 г.

В мае 2007 года Европейский Суд вынес пятнадцать решений по вопросу о приемлемости жалоб в отношении России. Из рассмотренных пятнадцати жалоб четыре были признаны приемлемыми, три были вычеркнуты из списка дел, рассматриваемых Судом, а восемь были признаны неприемлемыми.

Приемлемыми были признаны жалобы Alekseyenko v. Russia (Алексеенко против России, жалоба N 74266/01, Ростовская область), Akhmadov and others v. Russia (Ахмадов и другие против России, жалоба N 21586/02, Чеченская Республика), Kuimov v. Russia (Куимов против России, жалоба N 32147/04, Кировская область) и Yusupova and Zaurbekov v. Russia (Юсупова и Заурбеков против России, жалоба N 22057/02, Чеченская Республика).

Жалоба Alekseyenko v. Russia (Алексеенко против России, жалоба N 74266/01, Ростовская область) касалась соблюдения права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции. А именно, заявитель жаловался на то, что на основании прокурорского протеста суд в порядке надзора изменил приговор в отношении заявителя. При этом ни он сам, ни его адвокат не были уведомлены о надзорном производстве и не имели возможности представить свои аргументы суду надзорной инстанции. Заявитель также жаловался на жестокое обращение (статья 3 Конвенции) и на нарушения права на свободу и личную неприкосновенность (статья 5 Конвенции). Кроме того, заявитель утверждал, что администрация пенитенциарного учреждения, в котором он содержится, оказывала на него давление в связи с его обращением в Европейский Суд, а также препятствовала переписке с Судом, что нарушает статьи 34 и 8 Конвенции. Суд признал приемлемой жалобы заявителя на нарушение его прав в рамках надзорного производства и на вмешательство в его право на обращение в Суд. Остальные жалобы заявителя были отклонены, поскольку они касались событий, произошедших до того, как Российская Федерация ратифицировала Конвенцию.

Значительный интерес представляет жалоба Kuimov v. Russia (Куимов против России, жалоба N 32147/04, Кировская область), касающаяся защиты прав приемных родителей. Заявитель и его супруга удочерили девочку. Девочка оказалась тяжело больной, и ей потребовалось лечение. Ее поместили в больницу. У заявителя и его супруги произошел конфликт с врачами относительно предоставления информации о состоянии здоровья ребенка, разглашения тайны усыновления, присутствия жены заявителя в больнице рядом с приемной дочерью, а также методов лечения ребенка. Заявитель и его жена подавали на врачей жалобы в органы здравоохранения и в суд. В свою очередь врачи обвинили заявителя и его жену в том, что они препятствуют лечению ребенка и обратились в органы опеки. Органы опеки приняли решение об отобрании малолетней у приемных родителей. Это решение было поддержано судом. На основании обращения прокуратуры был начат судебный процесс об отмене решения об усыновлении. На время судебного разбирательства ребенок был передан органам опеки и попечительства, а права приемных родителей были ограничены. Заявителям было разрешено встречаться с приемной дочерью, однако администрация детского учреждения, в которое была помещена дочь заявителей, препятствовала таким встречам. Рассмотрение дела заявителей завершилось возвращением ребенка в их семью и снятием всех ограничений. Заявители жаловались на чрезмерную длительность судебного разбирательства, а также на необоснованное вмешательство в их семейную жизнь со стороны государственных органов. Европейский Суд признал жалобу приемлемой в части не предоставления заявителям возможности видеться с ребенком в период судебного разбирательства. Остальные части жалобы были отклонены как необоснованные.

Признанная частично приемлемой жалоба Yusupova and Zaurbekov v. Russia (Юсупова и Заурбеков против России, жалоба N 22057/02, Чеченская Республика) касалась исчезновения родственника заявителей и эффективности расследования обстоятельств исчезновения. Полный текст решения по данной жалобе на русском языке можно найти на сайте Правовой инициативы по России http://www.srji.org/resources/search/56/.

В деле Akhmadov and others v. Russia (Ахмадов и другие против России, жалоба N 21586/02, Чеченская Республика) заявители жаловались на похищение и убийство их родственников и неэффективное расследование причин их смерти. Кроме того, заявители ссылались на отсутствие эффективных средств правовой защиты и на дискриминацию по этническому признаку. Эта жалоба также была признана Судом частично приемлемой. Полный текст решения Суда по данной жалобе на русском языке можно найти на сайте Правовой инициативы по России http://www.srji.org/resources/search/60/

Из списка дел, рассматриваемых Судом, были вычеркнуты жалобы Blinov v. Russia (Блинов против России, жалоба N 15602/03, Свердловская область), Gorfina v. Russia (Горфина против России, жалоба N 14847/03, Тверская область) и Zavyalov v. Russia (Завьялов против России, жалоба N 4309/02, Московская область). Все три жалобы были вычеркнуты из списка в связи с тем, что заявители не отвечали на запросы Суда.

Неприемлемыми были признаны жалобы: Anokhin v. Russia (Анохин против России, жалоба N 25867/02, Ростовская область), Babunidze v. Russia (Бабунидзе против России, жалоба N 3040/03, Ростовская область), Derkach v. Russia (Деркач против России, жалоба N 3352/05, Краснодарский край), Dolgonosov v. Russia (Долгоносов против России, жалоба N 74691/01, Ростовская область), Kuznetsova v. Russia (Кузнецова против России, жалоба N 9839/03, Волгоградская область), Lozhkin v. Russia (Ложкин против России, жалоба N 66058/01, Мурманская область), Plotnikov v. Russia (Плотников против России, жалоба N 9664/02, Челябинская область), Yakimenko v. Russia (Якименко против России, жалоба N 23500/04, Брянская область). Во всех указанных случаях решение о неприемлемости было обусловлено тем, что в действиях органов власти отсутствовали нарушения норм Конвенции или тем, что государство предприняло адекватные меры по восстановлению нарушенных прав на национальном уровне.

В мае 2007 года Суд принял шестнадцать постановлений по существу жалоб в отношении России. В каждом из шестнадцати постановлений Суд констатировал наличие тех или иных нарушений Конвенции.

Среди принятых в мае постановлений пять касаются соблюдения права на справедливое судебное разбирательство в рамках гражданского судопроизводства. Это постановления по делам: Kovalev v. Russia (Ковалев против России, жалоба N 78145/01, Ростовская область), Dunayev v. Russia (Дунаев против России, жалоба N 70142/01, Тульская область), Glushakova v. Russia (Глушакова против России, жалоба N 23287/05, Ростовская область), Prokopenko v. Russia (Прокопенко против России, жалоба N 8630/03, Московская область), Sergey Petrov v. Russia (Сергей Петров против России, жалоба N 1861/05, город Москва) и Sobelin and others v. Russia (Собелин и другие против России, жалобы N 30672/03, 30673/03, 30678/03, 30682/03, 30692/03, 30707/03, 30713/03, 30734/03, 30736/03, 30779/03, 32080/03 и 34952/03, Ростовская область).

Два постановления - Tuleshov and others v. Russia (Тулешов и другие против России, жалоба N 32718/02, Саратовская область) и Viktor Konovalov v. Russia (Виктор Коновалов против России, жалоба N 43626/02, Московская область) - рассматривают нарушения прав собственности.

В шести постановлениях разбираются вопросы применения меры пресечения в виде помещения под стражу, характер обращения с заключенными, а также вопросы длительности разбирательства по уголовным делам. Это постановления по жалобам: Benediktov v. Russia (Бенедиктов против России, жалоба N 106/02, город Москва), Gorodnitchev v. Russia (Городничев против России, жалоба N 52058/99, Новосибирская область), Ignatov v. Russia (Игнатов против России, жалоба N 27193/02, город Москва), Mishketkul and others v. Russia (Мишкеткул и другие против России, жалоба N 36911/02, город Москва), Vladimir Solovyev v. Russia (Владимир Соловьев против России, жалоба N 2708/02, Свердловская область) и Pshevecherskiy v. Russia (Пшевечерский против России, жалоба N 28957/02, город Москва).

Анализу каждой из вышеназванных групп постановлений посвящены отдельные разделы обзора. Кроме того, в обзор включен анализ постановлений по делам Radchikov v. Russia (Радчиков против России, жалоба N 65582/01, город Москва), и Akhmadova and Sadulayeva v. Russia (Ахмадова и Садулаева против России, жалоба N 40464/02, Чеченская Республика). Первое из указанных постановлений рассматривает вопрос соответствия надзорного производства по уголовным делам принципам справедливого судебного разбирательства. Второе постановление касается права присутствовать на судебном разбирательстве, а третье - исчезновений в Чечне.

Недопустимость отмены оправдательного приговора в порядке надзора из-за недостатков расследования: дело Radchikov v. Russia (Радчиков против России, жалоба N 65582/01, Москва)

Заявитель обвинялся в совершении нескольких преступлений, в том числе в организации убийства конкурентов по бизнесу. 21 января 2002 г. Московский окружной военный суд вынес оправдательный вердикт в отношении заявителя и его подельников в связи с недоказанностью их участия в совершении преступления.

26 января 2000 г. сторона обвинения подала кассационную жалобу на решение Московского окружного военного суда. В жалобе было указано, что суд первой инстанции дал неверную оценку фактам, не принял мер по достижению полного, всестороннего расследования всех обстоятельств по делу и не рассмотрел всех возможных версий совершения преступления. Сторона обвинения просила направить дело на новое рассмотрение. 25 июля 2000 г. Военная коллегия Верховного суда, изучив доводы сторон, оставила решение суда первой инстанции без изменения.

25 августа 2000 г. заместитель Генерального Прокурора потребовал пересмотра решения кассационной инстанции в порядке надзора. По мнению прокуратуры, суд кассационной инстанции, учитывая нарушения закона и недостатки следствия, должен был направить дело на новое рассмотрение, а не оправдывать обвиняемого.

13 декабря 2000 г. Президиум Верховного суда, выслушав аргументы сторон, постановил, что при проведении следственных действий имели место множественные нарушения процессуального права. Дело было направлено на дополнительное расследование с указанием, какие именно действия должны быть предприняты.

В июле 2001 г. заявитель погиб в автокатастрофе. В связи с этим уголовное дело в отношении него было прекращено. Тем не менее, по результатам дополнительного расследования и повторного судебного разбирательства подельник заявителя был признан виновным и приговорен к четырнадцати годам лишения свободы.

Заявитель утверждал, что отмена оправдательного приговора не соответствовала части 1 статьи 6 Конвенции. Государство-ответчик указывало, что надзорная процедура по делу заявителя проводилась в соответствии с национальным законом. Отмена приговора в отношении заявителя была вызвана наличием очевидных судебных ошибок. Кроме того, решение надзорной инстанции не предопределяло результатов повторного судебного разбирательства по делу.

Приступая к рассмотрению аргументов сторон, Европейский Суд счел необходимым напомнить, что принцип правовой стабильности требует, чтобы кроме всего прочего, окончательные решения судов не ставились под вопрос. В отношении уголовного судопроизводства данный принцип не абсолютен. Все случаи надзорного разбирательства должны рассматриваться в свете части 2 статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции, в соответствии с которым новое разбирательство по делу возможно в случае вновь открывшихся обстоятельств или фундаментальных нарушений процедуры, которые повлияли на исход дела.

Таким образом, сама по себе возможность пересмотра вступившего в законную силу приговора не противоречит статьи 6 Конвенции. Тем не менее, важно, чтобы характер и основания пересмотра не влияли на право подсудимого на справедливое судебное разбирательство. В частности, необходимо принять во внимание, был ли соблюден баланс между интересами индивида и необходимостью обеспечить эффективность уголовного правосудия. Иными словами, пересмотр вступившего в законную силу решения допустим именно для того, чтобы исправить грубые судебные ошибки, и не должен производиться только для того, чтобы возобновить слушания и получить новую оценку обстоятельств.

Для оценки конкретной ситуации пересмотра необходимо принимать во внимание: какие последствия повлекло возобновление дела и всех последующих процедур для подсудимого; был ли пересмотр произведен по просьбе подсудимого; на каких основаниях было отменено судебное решение; соответствовала ли процедура пересмотра требованиям национального законодательства; существуют в национальной правовой системе гарантии защиты от злоупотреблений процедурой пересмотра со стороны властей.

В случае с заявителем Суд отметил, что вступивший в силу оправдательный приговор в отношении заявителя был отменен в порядке надзора по требованию стороны обвинения. Надзорная инстанция постановила не возобновить судебное рассмотрение, а отправила дело на доследование. Несмотря на то, что заявитель умер через некоторое время после вынесения решения надзорной инстанцией, нет никаких сомнений в том, что решение о пересмотре оказало влияние на его ситуацию. Таким образом, ключевым в данном деле является вопрос о том, был ли соблюден баланс между интересами заявителя и необходимостью обеспечить эффективность системы правосудия.

Суд согласился с тем, что надзорное производство соответствовало требованиям национального закона, а заявитель и его адвокат участвовали в процессе и могли представить свои аргументы. Тем не менее, этого недостаточно для признания того, что отмена оправдательного приговора была обоснованной.

Суд отметил, что в решении надзорной инстанции указано, что "Президиум находит, что протест прокурора обоснованный и что он подлежит удовлетворению, поскольку предварительное расследование и судебное разбирательство, несмотря на требования ст. 20 УПК РСФСР, было проведено неполно и односторонне, без надлежащего рассмотрения обвиняющих и оправдывающих обстоятельств". Однако само по себе мнение о том, что расследование по делу было "неполным и односторонним" или привело к "ошибочному" оправдательному приговору не указывает на наличие фундаментальных дефектов судопроизводства. Должно быть установлено наличие серьезных ошибок в юрисдикции или нарушений судебной процедуры, злоупотреблений, очевидных ошибок в применении материального права или иных весомых факторов, повлиявших на отправление правосудия. В противном случае ответственность за упущения органов следствия возлагается на подсудимого. Более того, простые жалобы на недостатки и упущения следствия, какими бы незначительными они не были, будут создавать для стороны обвинения неограниченную возможность злоупотреблять требованиями о возобновлении завершенных дел. Угроза таких злоупотреблений особенно сильна, когда (как это произошло в случае заявителя) органы обвинения, будучи осведомлены о предполагаемых недостатках следствия и имея возможность потребовать возвращения дела на доследование до вынесения окончательного приговора - в суде первой и кассационной инстанции, - не прибегают к этим возможностям, а вместо этого обращаются к экстраординарной процедуре надзора.

Суд отметил, что национальное право в качестве оснований для пересмотра дела в порядке надзора указывало те же основания, что и для кассационного пересмотра. Такое нормативное установление само по себе мало способствовало реализации принципа правовой определенности. А в случае с заявителем это привело к ситуации, когда надзорный суд расценивал аргументы прокуратуры, как если бы они были поданы в порядке кассации, не предусмотрел последствий своего решения для принципа правовой определенности и возобновил завершенный процесс на основании нечетко сформулированных и незначительных поводов.

Кроме того, Суд обратил внимание, что основания для подачи протеста в порядке надзора были идентичны основаниям, указанным в кассационной жалобе. Поскольку эти аргументы уже были рассмотрены и отклонены Верховным Судом в рамках кассационной процедуры, обращение к надзору было, по сути, попыткой прокуратуры пересмотреть итог дела на тех же основаниях, которые уже были признаны недостаточными.

На этом основании Европейский Суд пришел к выводу, что надзорное разбирательство не соответствовало части 1 статьи 6 Конвенции. Дочерям заявителя была назначена сумма в 2000 евро в счет компенсации морального вреда.

Реализация права на доступ к правосудию в гражданском процессе: дела Kovalev v. Russia (Ковалев против России), Dunayev v. Russia (Дунаев против России), Glushakova v. Russia (Глушакова против России), Prokopenko v. Russia (Прокопенко против России), Sergey Petrov v. Russia (Сергей Петров против России) и Sobelin and others v. Russia (Собелин и другие против России)

Постановление по делу Kovalev v. Russia (Ковалев против России, жалоба N 78145/01, Ростовская область) представляет большой интерес, поскольку в нем Европейский Суд признал нарушение принципа справедливости судебного разбирательства и равенства сторон в связи с отказом судебных органов допустить к участию в разбирательстве лицо, не являющееся истцом. Более того, данное постановление представляет интерес, поскольку в нем Суд поставил под сомнение существующую в России практику применения принципа преюдициальности.

Заявитель по данному делу был арестован по подозрению в грабеже. После задержания он дал признательные показания, однако в последствии пытался оспорить их, указывая на применение к нему пыток. В рамках судебного разбирательства по уголовному делу, возбужденному в отношении заявителя был рассмотрен вопрос о допустимости данных им признательных показаний. Рассматривавший дело суд признал их допустимыми на том основании, что суду не было предъявлено достаточных доказательств факта применения пыток. Заявитель был признан виновным и приговорен к наказанию в виде лишения свободы.

Через некоторое время после вынесения приговора в отношении заявителя его жена обратилась в суд с гражданским иском, требуя взыскать компенсацию ущерба, причиненного применением пыток к ее мужу. Иск был принят к производству судом, после чего истица потребовала вызова ее мужа в судебное заседание для дачи показаний об обстоятельствах происшедшего. Суд отказался удовлетворять это требование, сославшись на то, что заявитель уже изложил свою версию событий в ходе рассмотрения его уголовного дела. Суд также отклонил иск жены заявителя в связи с его необоснованностью. Кассационная инстанция, рассмотревшая жалобу жены заявителя на решение суда первой инстанции, признала решение законным, поскольку жалоба на пытки была необоснованной.

В свой жалобе в Европейский Суд заявитель указывал на нарушение статьи 6 Конвенции, гарантирующей право на справедливое судебное разбирательство, однако не указывал специфических положений этой статьи, которые с его точки зрения не были соблюдены. Приступая к рассмотрению данного дела Европейский Суд счел нужным разрешить вопрос о том, можно ли рассматривать заявителя в качестве жертвы нарушения в ситуации, когда не он являлся истцом. Суд отметил, что национальные инстанции, приняв к рассмотрению иск жены заявителя, тем не менее, не сочли необходимым ограничить существо иска вопросами, связанными с личностью самой истицы. Предметом иска была законность обращения милиции с заявителем. Истица указывала, что действует в интересах заявителя и просит компенсировать ущерб именно ему, а не себе. Таким образом, разбирательство касалось именно интересов заявителя. Следовательно, заявитель вправе требовать признать его жертвой нарушения статьи 6 Конвенции.

Суд отметил, что жалоба заявителя может быть рассмотрена в свете принципов состязательности и равенства сторон, закрепленных в статье 6. Эти принципы предполагают, что стороны дела должны иметь адекватные возможности для того, чтобы представить свое видение дела. В свете этого принципа отказ в вызове свидетелей может рассматриваться в качестве нарушения статьи 6 Конвенции.

В данном случае заявитель хотел лично аргументировать утверждения о применении к нему пыток. Отказ в предоставлении ему такой возможности строился на двух основаниях. Первым основанием была ссылка на то, что заявитель лично изложил существо этой жалобы суду, рассматривавшему его уголовное дело. В качестве второго основания российские судебные инстанции указали необоснованности жалоб заявителя на пытки.

Европейский Суд констатировал, что не может принять аргументы российских судебных инстанций по этому поводу. С точки зрения Суда, существует различие между рассмотрением жалоб о пытках в контексте вопроса о приемлемости доказательств по уголовному делу, и рассмотрением гражданского иска о получении компенсации за применение пыток. По этой причине ссылка на то, что жалобы заявителя на пытки уже рассматривались в ходе уголовного судопроизводства, не могут считаться достаточным основанием, чтобы отказать ему в дальнейшей возможности представлять свои аргументы на этот счет.

Европейский Суд также указал, что мнение российских судов о необоснованности жалоб на пытки вступает в логическое противоречие с отказом выслушать заявителя. Более того, право на справедливое судебное разбирательство не может зависеть от основанного на предварительных оценках мнения суда о потенциальной неуспешности поданной жалобы. Принимая во внимание тот факт, что жалоба заявителя в значительной части основывалась на его личном опыте, показания заявителя играли существенную роль для обоснования иска. В данном случае, заслушивание этих показаний было основным способом обеспечить состязательность процесса. Таким образом, отказавшись вызвать заявителя и заслушать его показания национальные власти нарушили гарантированное частью 1 статьи 6 Конвенции право заявителя на справедливое судебное разбирательство.

Заявителю была назначена компенсация морального вреда в размере 2 000 евро.

В постановлении по делу Dunayev v. Russia (Дунаев против России, жалоба N 70142/01, город Москва) Европейский Суд рассматривал вопрос о доступе к суду при производстве в кассационной инстанции.

Дунаев обратился с иском к Министерству Финансов и Министерству Обороны, требуя возмещения за имущество, уничтоженное в январе 1995 года при бомбардировках г. Грозный. Басманный суд г. Москвы отклонил иск заявителя. Заявитель направил кассационную жалобу на это решение в Московский городской суд. Сначала заявителем была подана предварительная кассационная жалоба, в которой он сообщил, что представит свои дополнительные аргументы после того, как он получит копию обжалуемого решения и ему будет предоставлена возможность ознакомиться с протоколом судебного заседания.

Заявитель получил копию судебного решения за неделю до слушания его жалобы кассационной инстанцией. Заявитель составил развернутую жалобу на решение суда первой инстанции и приложил к ней ряд документов. По словам заявителя, за несколько часов до слушаний он пытался подать жалобу в секретариат Московского городского суда, но ему было отказано. Вторую попытку подать развернутую жалобу заявитель предпринял во время слушаний, но председательствующий судья отказал ему. Суд кассационной инстанции оставил без изменения решение Басманного суда. Заявитель жаловался председателю Московского городского суда на отказ в принятии развернутой жалобы, но в ответ получил только копию кассационного определения.

В своей жалобе в Европейский Суд заявитель утверждал, что хотя он и присутствовал при разбирательстве в суде кассационной инстанции, отказ в принятии его развернутой жалобы чрезмерно ограничил его право на справедливое судебное разбирательство. Государство-ответчик указывало, что развернутая жалоба заявителя была приобщена к материалам его дела, а аргументы заявителя были рассмотрены кассационной инстанцией.

Рассматривая данное дело, Европейский Суд отметил, что в материалах, предоставленных государством-ответчиком, имелась развернутая жалоба заявителя. На ней не было никаких штампов и отметок, которые подтверждали бы тот факт, что она была официально зарегистрирована и включена в материалы дела. Более того, на документе имеется отметка "отказать", подписанная председательствующим судьей. Суд отметил, что власти государства-ответчика не предоставили никаких объяснений и обоснований отказу принять к рассмотрению развернутую жалобу заявителя. На этом основании Суд признал, что имело место необоснованное ограничение права заявителя на доступ к суду кассационной инстанции, что нарушает статью 6 (1) Конвенции. Суд назначил заявителю 2000 евро в счет компенсации морального вреда.

Постановление по делу Prokopenko v. Russia (Прокопенко против России, жалоба N 8630/03, Московская область) также касается соблюдения принципов справедливого судебного разбирательства при производстве в суде кассационной инстанции.

Заявительница обратилась в суд с иском к работодателю о восстановлении на работе. Не согласившись с решением суда первой инстанции, заявительница подала кассационную жалобу. Жалоба была принята Московским областным судом, который назначил слушания по делу на 12 сентября 2002 года. 5 сентября 2002 года суд направил сторонам уведомления о дате и времени проведения слушаний. Московский областной суд провел кассационное рассмотрение в отсутствие заявительницы. Представители ответчика в суде присутствовали. Решение суда первой инстанции по иску заявительницы было оставлено в силе. По утверждению заявительницы, она получила уведомление о дате рассмотрения ее кассационной жалобы вечером того дня, на который было назначено рассмотрение.

Заявительница утверждала, что рассмотрение кассационной жалобы в ее отсутствие нарушило ее право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 (1) Конвенции. Государство-ответчик возражало, указывая на то, что заявительнице было направлено уведомление о времени рассмотрения ее жалобы.

Рассматривая обстоятельства дела, Европейский Суд выразил уверенность в том, что судебные органы направили заявительнице соответствующее уведомление. Вместе с тем, Суд отметил, что в документах, представленных государством-ответчиком нет никаких доказательств того, что уведомление было своевременно получено заявительницей. Кроме того, уведомление было послано всего лишь за неделю до назначенных слушаний, а кассационный суд принял решение о рассмотрении жалобы в отсутствие заявительницы не проверив, была ли она должным образом уведомлена, и есть ли необходимость отложить слушания. На этом основании Суд признал нарушение статьи 6 (1) Конвенции и назначил заявительнице компенсацию морального вреда в размере 1000 евро.

Постановления по делам Sergey Petrov v. Russia (Сергей Петров против России, жалоба N 1861/05, город Москва) и Sobelin and others v. Russia (Собелин и другие против России, жалобы N 30672/03, 30673/03, 30678/03, 30682/03, 30692/03, 30707/03, 30713/03, 30734/03, 30736/03, 30779/03, 32080/03 и 34952/03, Ростовская область) касаются такой типичной проблемы российской правовой системы, как отмена вступивших в законную силу судебных решений в порядке надзора. Согласно устоявшейся практике Суда, принцип правовой определенности подразумевает, что пересмотр вступивших в законную силу судебных решений допустим только в случае вновь открывшихся обстоятельств или обнаружения серьезных судебных ошибок или злоупотреблений. Надзорное производство является исключительным средством для исправления серьезных ошибок и не должен подменять собой кассационное или апелляционное производство. Поскольку в вышеуказанных делах не было таких серьезных оснований для отмены судебных решений, вынесенных в пользу заявителей, Суд установил нарушение права на справедливое судебное разбирательство (статья 6 (1) Конвенции) и нарушение права собственности (статья 1 Протокола N 1 к Конвенции).

Дело Glushakova v. Russia (Глушакова против России, жалоба N 23287/05, Ростовская область) - одно из многочисленных дел, касающихся проблемы неисполнения решений российских судов по искам о социальных выплатах. Поскольку к моменту разбирательства в Европейском Суде решение по иску заявительницы так и не было исполнено, Суд, в соответствии со своей практикой признал, что в отношении заявительницы было нарушено право на справедливое судебное разбирательство (статья 6 (1) Конвенции) и право собственности (статья 1 Протокола N 1 к Конвенции).

Защита права собственности: дела Tuleshov and others v. Russia (Тулешов и другие против России) и Viktor Konovalov v. Russia (Виктор Коновалов против России)

Дело Viktor Konovalov v. Russia (Виктор Коновалов против России, жалоба N 43626/02, Московская область) касалось обращения взыскания на принадлежащий заявителю автомобиль.

Таможенные органы г. Подольск Московской области установили, что автомобиль заявителя был ввезен с нарушением таможенных правил. На этом основании 8 января 1999 года автомобиль был изъят. 23 марта 1999 года в отношении заявителя было возбуждено административное производство. 23 июля 1999 года была произведена экспертиза машины. Ее стоимость оценили в 9 858 рублей. 30 июля 1999 года таможенные органы признали заявителя виновным в нарушении части 1 статьи 271 Таможенного Кодекса РФ. На заявителя был наложен штраф в размере стоимости машины, который подлежал уплате в течение пятнадцати дней с момента получения заявителем решения, а в случае судебного обжалования решения таможенных органов - в течение пятнадцати дней с момента вступления в силу соответствующего судебного решения.

Заявитель обратился в суд 21 августа 1999 года. Копию своей жалобы он направил в таможенные органы. В соответствии с почтовым уведомлением этот документ был получен таможенными органами. Несмотря на это, 25 августа 1999 г. таможенная служба г. Подольска передала в службу приставов свое решение от 30 июля 1999 г. для исполнения его путем продажи машины заявителя. Заявитель не был уведомлен о начале исполнительного производства. Его автомобиль был продан 15 декабря 1999 года за 3 000 рублей.

14 апреля 2000 года Мещанский районный суд отказал заявителю в удовлетворении его жалобы. Это решение было оставлено в силе Московским городским судом 10 августа 2000 года.

Заявитель обратился в прокуратуру с жалобой на то, что продажа его машины была незаконной, так как она была осуществлена во время рассмотрения судом жалобы на решение таможенных органов. 24 мая 2001 года транспортная прокуратура обратилась с письмом в таможенную службу г. Подольска. В письме указывалось, что машина заявителя была продана незаконно, и что исполнительное производство должно было быть приостановлено на время рассмотрения жалобы заявителя. Прокуратура указала таможенным органам о недопустимости повторения подобных нарушений, однако не стала принимать меры по защите прав заявителя.

Заявитель обжаловал в суде действия судебных приставов. 14 июня 2001 года суд г. Подольска вынес решение по жалобе, признав действия службы судебных приставов незаконными. В решении было указано, что заявителю должна была быть предоставлена возможность получить назад машину в течение двухмесячного срока после уплаты штрафа. Однако в нарушение закона служба судебных приставов не уведомила заявителя об открытии исполнительного производства и о снижении цены его автомобиля. Кроме того, принимая решение о продаже автомобиля, пристав не оценил наличие у заявителя других источников дохода.

Заявитель также подал иск против таможенной службы г. Подольска, которая не приостановила исполнительное производство, зная, что его жалоба рассматривается судом. Однако эта жалоба была отклонена. Суд постановил, что почтовое уведомление о доставке копии жалобы заявителя и квиток об отправке не могут считаться доказательством того, что заявитель сообщил таможенным органам об обжаловании их решения в суд. Это решение было оставлено в силе Московским областным судом.

Заявитель также обратился с иском о возмещении материального и морального вреда, причиненного действиями судебных приставов. Заявителю назначили компенсацию ущерба в размере 6 858 рублей, что составляло разницу между изначальной ценой автомобиля и ценой его продажи, 500 рублей в качестве возмещения морального вреда и 2 000 рублей в счет судебных издержек. Однако 25 декабря 2003 года это решение было отменено кассационной инстанцией, которая указала, что между действиями пристава и наступлением морального и материального вреда не было причинно-следственной связи.

В жалобе в Европейский Суд заявитель утверждал, что он был лишен собственности в нарушение национального законодательства. В частности, решение о наложении штрафа было незаконным, его автомобиль был изъят без вынесения соответствующего решения о том, что это имущество будет использовано в качестве обеспечения уплаты штрафа. А продажа автомобиля была произведена с нарушениями. Государство-ответчик не было согласно с тем, что решение о наложении штрафа на заявителя было незаконным. Признавая наличие нарушений в действиях судебного пристава, государство-ответчик полагало, что эти действия не нарушили права собственности заявителя, так как на него был наложен штраф в размере стоимости автомобиля.

Европейский Суд не согласился с аргументом государства-ответчика. Суд отметил, что этот аргумент строится на предположении о том, что заявитель утратил бы право собственности на автомобиль независимо от того, как развивалось бы исполнительное производство. С точки зрения Суда, такое предположение не имеет достаточных логических и правовых оснований. Заявитель был обязан уплатить штраф в размере стоимости автомобиля, но не отказаться от права собственности на него. Автомобиль являлся гарантией уплаты, и если бы заявитель уплатил штраф после завершения судебных процедур, он сохранил бы право собственности в отношении автомобиля. Однако заявителю не предоставили возможности заплатить штраф, а автомобиль был продан до завершения судебного разбирательства. Последовательность действий властей после изъятия автомобиля, завершившаяся его продажей, следует рассматривать в качестве вмешательства в право собственности, гарантированное статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Европейский Суд напомнил, что статья 1 Протокола N 1 к Конвенции не запрещает вмешательства государства в право собственности, но требует, чтобы такое вмешательство осуществлялось на основании закона, преследовало бы легитимные цели и учитывало бы баланс между интересами индивида и публичными интересами. Анализируя обстоятельства дела, Суд отметил, что решение об изъятии автомобиля было принято в соответствии с российскими законами. То же самое можно сказать и о передаче автомобиля судебному приставу. Однако действия пристава по продаже автомобиля, как это было признано органами прокуратуры и судами государства-ответчика, не соответствовали требованиям закона. На этом основании Суд признал нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции. Суд не назначил заявителю компенсации, поскольку тот не заявил соответствующих требований.

Постановление по делу Tuleshov and others v. Russia (Тулешов и другие против России, жалоба N 32718/02, Саратовская область) рассматривает не только вопросы собственности, но и вопросы неприкосновенности жилища. Основанием для обращения семьи Тулешовых в Европейский Суд послужили следующие обстоятельства.

В 1993 году Х. купил дом у компании Б.. Ранее в этом доме находился магазин, и Х. хотел превратить его в жилое помещение. 12 апреля 1996 года городской суд г. Маркса рассматривал спор между компанией Б. и третьей стороной и установил, что компания Б. не исполнила своих обязательств по договору. Поскольку дом был указан в качестве залога выполнения контрактных обязательств, суд вынес решение о его продаже. Суду не было известно, что дом уже продан Х..

Во исполнение судебного решения была начата продажа дома. Дом был оценен в 13 600 000 рублей и продан одному из заявителей. Заявитель был зарегистрирован в качестве собственника этого дома. При этом заявитель не знал, что дом ранее был продан Х., а Х., в свою очередь, не получил информации о продаже дома одному из заявителей.

22 июля 1996 года городская администрация разрешила заявителям переоборудовать дом в жилое помещение. Семья заявителей в составе восьми человек поселилась в доме. Х. узнал о вселении и обратился в суд с целью отмены решения о продаже принадлежавшего ему дома. Заявители подали встречный иск.

28 июня 1999 года городской суд г. Маркса постановил, что пристав незаконно продал дом заявителем, и объявил договор купли-продажи ничтожным. Он аннулировал право собственности заявителей на дом, принял решение о выселении заявителей и назначил им заявителю компенсацию в размере 13 600 деноминированных рублей, а также компенсацию за работы по реконструкции помещения в размере 113 161 рублей. Компенсация стоимости дома должна была быть выплачена компанией Б. и ее контрагентом, а компенсация работ по реконструкции - Х.

Заявители и Х. обжаловали решение суда первой инстанции. 27 августа 1999 года Саратовский областной суд отменил решение суда первой инстанции в части компенсации за реконструкционные работы, установив, что в ходе рассмотрения дела заявители не требовали этого.

15 ноября 1999 года президиум Саратовского областного суда отменил в порядке надзорного производства судебное решение от 12 апреля 1996 года, на основании которого была произведена продажа дома заявителям.

9 августа 2000 года по просьбе заявителей городской суд г. Маркса вынес постановление о проведение экспертизы в целях выяснения рыночной цены дома. По результатам экспертизы было установлено, что рыночная цена дома равна 245 000 рублей. А 31 августа 2000 года Саратовский областной суд отклонил надзорную жалобу заявителей.

14 марта 2001 года заявитель обратился с иском о возмещении вреда против Министерства Финансов, Министерства Юстиции, и службы судебных приставов. В своих исковых требованиях заявители, помимо прочего, требовали возместить суммы, которые не смогли им выплатить компания Б. и ее контрагент, которые были признаны банкротами. Суд счел необходимым привлечь в качестве соответчика Х.

14 декабря 2001 года городской суд г. Маркса частично удовлетворил исковые требования заявителей. Суд установил, что Министерство финансов должно уплатить заявителям 89 522 рублей в счет компенсации расходов на реконструкцию дома, которая была произведена без разрешения собственника Х. из-за ненадлежащих действий органов власти. Суд счел, что требования о компенсации стоимости дома должны быть отклонены, так как заявители не предприняли достаточно усилий, чтобы истребовать положенную ему сумму от компании Б. и ее контрагента. Это решение было оставлено без изменения Саратовским областным судом.

26 ноября 2002 года семье заявителей было приказано покинуть дом до 6 декабря 2002 года. Заявители обжаловали решение о выселении, указывая на то, что компенсаций и не предоставили другое жилище. 27 марта 2003 года отложил выселение до 4 апреля 2003 года. В течение 2003 года в отношении семьи заявителей несколько раз принималось решение о выселении. Выселение состоялось 12 октября 2003 года. А 19 ноября 2003 года они получили помещение в здании муниципального общежития: 45 метровую трехкомнатную квартиру, в которой не было газа и горячей воды. Это жилье было предоставлено им по договору социального найма, то есть, за него ежемесячно платилась арендная плата.

16 ноября 2004 года Министерство финансов перечислило на счет одного из заявителей 89 522 рубля во исполнение судебного решения о компенсации расходов на реконструкцию дома.

15 мая 2006 года по инициативе заявителя была проведена экспертиза рыночной стоимости предоставленной ему квартиры. Согласно экспертизе, она стоила 70 000 рублей.

В жалобе в Европейский Суд заявители жаловались на нарушение права собственности, гарантированного статьей 1 Протокола N 1 к Конвенции и неприкосновенности жилища, защищаемой статьей 8 Конвенции.

Суд отметил, что в доме, который купил один из заявителей, жили все члены его семьи, и семья вложила средства в его реконструкцию. Следовательно, дом был собственностью заявителей по смыслу статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции. Таким образом, возвращение дома Х. было вмешательством в права заявителей. Вместе с тем, Х. первым приобрел собственность на этот дом. Возвращение дома собственнику было основано на законе и преследовало публичный интерес. Исходя из этого, Суд рассматривал вопрос о том, был ли в данном деле соблюден баланс между этим публичным интересом и интересами заявителей.

Суд отметил, что в принципе, изъятие имущества должно быть компенсировано, хотя не во всех случаях компенсация должна быть полной. Суд отметил, что в данном деле национальные суды сочли заявителей добросовестными приобретателями и признали вину судебных приставов в незаконной продаже дома Х. заявителям. Национальные суды сочли возможным обязать государственные органы компенсировать стоимость реконструкции, однако отказались возлагать на них компенсацию стоимости дома, ссылаясь на то, что она должна быть уплачена компанией Б., и других издержек заявителей.

Суд отметил, что заявители не получили назначенной компенсации от компании Б. и ее контрагента по причине банкротства последних. Судебные органы сослались на то, что заявители не предприняли всех мер по истребованию денег от компании Б. Однако в соответствующих решениях не указано, какие именно шаги должны были предпринять заявители, чтобы получить данную сумму. К тому же, как следовало из результатов экспертизы, проведенной по решению судебных органов, эта сумма составляла лишь часть рыночной стоимости дома на 2000 год. Что касается предоставленной заявителям квартиры, то она также не может рассматриваться в качестве адекватной компенсации, поскольку ее предоставили не в собственность, а в наем.

Суд признал, что предоставленное заявителям социальное жилье и компенсация расходов на реконструкцию дома не были адекватной компенсацией. Исходя из этого, Суд признал нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Рассматривая вопрос об уважении жилища заявителей, Суд отметил, что квартира в муниципальном общежитии была предоставлена им более чем через два года после издания постановления о выселении и через месяц после самого выселения. Таким образом, в течение длительного времени семья заявителей жила опасаясь выселения. Кроме того, заявители не знали, будет ли им предоставлено другое жилье. Возможности заявителей приобрести или арендовать другое жилище были ограничены тем, что компенсация за утерянный дом им не предоставлялась. Лишь через три года после выселения они получили компенсацию расходов на реконструкцию. Исходя из этого Суд постановил, что вмешательство в право заявителей на уважение их жилища было непропорциональным.

Заявителям была назначена компенсация материального ущерба в размере 18 350 евро, компенсация морального вреда в размере 20 000 евро и 3 150 евро в счет судебных издержек.

Проблемы законности и обоснованности применения меры пресечения в виде содержания под стражей, длительность ареста и вопросы судебного контроля за законностью ареста: Vladimir Solovyev v. Russia (Владимир Соловьев против России), Pshevecherskiy v. Russia (Пшевечерский против России), Mishketkul and others v. Russia (Мишкеткул и другие против России), и Ignatov v. Russia (Игнатов против России)

Вопросы обоснованности применения ареста, длительности содержания под стражей до вынесения приговора и реализации права на судебное обжалование содержания под стражей часто становятся предметом обращения россиян в Европейский Суд. В мае 2007 года Суд принял четыре постановления по вопросу о содержании под стражей обвиняемых и подсудимых. Во всех делах Суд установил наличие тех или иных нарушений статьи 5 Конвенции.

В деле Vladimir Solovyev v. Russia (Владимир Соловьев против Росси, жалоба N 2708/02, Свердловская область), в отношении заявителя велось уголовное преследование. Когда уголовное дело было передано в суд, последний счел необходимым избрать в отношении заявителя меру пресечения в виде помещения под стражу. Суд мотивировал это решение тем, что в отношении заявителя выдвинуто тяжкое обвинение и подозрением, что заявитель оказывает давление на потерпевшего. Судебное рассмотрение уголовного дела в отношении заявителя продолжалось почти три года. В этот период суд неоднократно продлял арест заявителя, причем вопрос об аресте, как правило, рассматривался совместно с вопросом о назначении дела к слушанию или об отложении судебных заседаний. Заявитель обжаловал эти решения, однако областной суд не считал его освобождение целесообразным.

Рассматривая данное дело, Европейский Суд пришел к выводу, что первое решение о помещении заявителя под стражу было законным и обоснованным с точки зрения части 1 статьи 5 Конвенции, так как имелись основания опасаться вмешательства заявителя в осуществление правосудия. Суд также счел законным второе решение о продлении содержания заявителя под стражей, хотя это решение в последствие было отменено вышестоящей судебной инстанцией. Европейский Суд отметил, что сам факт того, что решение о продлении срока содержания под стражей было отменено, не говорит о том, что содержание заявителя под стражей с момента решения о продлении ареста до момента отмены этого решения было незаконным. Приняв решение о продлении ареста, национальный суд действовал в рамках своих полномочий. Хотя в последствии было установлено, что это решение не соответствовало процессуальным нормам, оно не было произвольным и злонамеренным. К тому же это решение было мотивированным.

Два последующих решения о мере пресечения, с точки зрения Европейского Суда, не соответствовали требованиям части 1 статьи 5 Конвенции, поскольку судебные органы не объяснили причин такого решения и не установили срока, в течение которого заявитель должен был находиться под стражей. Еще четыре решения о продлении срока содержания заявителя под стражей Европейский Суд признал соответствующими требованиям части 1 статьи 5 Конвенции, поскольку они принимались компетентным судебным органом в соответствии с установленной процедурой.

Рассматривая дело, Европейский Суд также отметил, что период содержания заявителя под стражей составил два года, восемь месяцев и двадцать два дня. Национальные суды продляли арест заявителя 13 раз. Первые три продления не были мотивированы. Все последующие продления основывались на двух основных аргументах: на тяжести предъявленного заявителю обвинения и на подозрениях, что заявитель вмешается в установление истины по делу. В связи с этим Европейский Суд напомнил, что тяжесть обвинений сама по себе не может быть основанием для длительного содержания под стражей. Это имеет особенное значение для российской правовой системы, в которой предварительная правовая квалификация деяния дается органами следствия, а суд не контролирует соответствие предъявляемого обвинения данным, собранным следствием. Что касается угрозы вмешательства заявителя в установление истины по делу, Суд отметил, что такое опасение может быть основанием для помещения под стражу на начальном этапе следствия. Однако когда доказательства собраны и закреплены, это основание перестает быть допустимым. В данном случае заявитель провел под стражей более двух лет. За это время власти вполне могли допросить свидетелей и исключить возможность влияния на них со стороны заявителя. Соответственно, данное основание не оправдывает столь длительного содержания заявителя под стражей. Относительно ссылки на то, что заявитель, будучи освобожден из под стражи, скроется, Суд констатировал, что эта ссылка не была подкреплена какими-либо доказательствами. Что касается ссылки отказ заявителя признать вину, Суд указал, что заявитель не обязан сотрудничать с властями и его нельзя упрекать в том, что он воспользовался своим правом хранить молчание.

Европейский Суд также отметил, что, принимая решение о продлении ареста заявителя, национальные суды не рассматривали вопрос о возможности применения к нему альтернативных мер пресечения. С точки зрения Европейского Суда, данная ошибка непростительна поскольку, что российское уголовно-процессуальное законодательство прямо указывает, что арест может применяться только при отсутствии возможности использовать более мягки меры. Кроме того, Европейский Суд установил, что при решении вопроса о продлении ареста национальные суды не проводили всесторонний и тщательный анализ обстоятельств дела. В частности, без оценки остались аргументы защиты о семейном положении и состоянии здоровья заявителя. Исходя из этого, Суд пришел к выводу, что в данном деле имелось нарушение части 3 статьи 5 Конвенции, которая гарантирует своевременное судебное разбирательство или освобождение до суда.

Суд также установил, что заявителю не предоставили возможности реализовать право на обжалование решений об аресте, гарантированное частью 4 статьи 5 Конвенции. В частности, заявитель получил копию одного из решений о продлении после того, как истек установленный законом срок обжалования. Заявитель обратился в областной суд, который передал жалобу в районный суд с указанием решить вопрос о продлении срока для подачи жалобы. Однако это указание не было выполнено. Европейский Суд счел это нарушением, указав, что государство обязано обеспечить заявителю возможность отстаивать свои права в суде кассационной инстанции. Другая жалоба заявителя на решение о продлении ареста была рассмотрена с участием стороны защиты, однако это рассмотрение произошло за 15 дней до окончания трехмесячного срока, на который был продлен арест.

В данном деле Суд также признал нарушение части 1 статьи 6 Конвенции в виде необоснованно длительного разбирательства по делу заявителя. Заявителю было назначено 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

В деле Pshevecherskiy v. Russia (Пшевечерский против России, жалоба N 28957/02, город Москва) Европейский Суд также рассматривал вопрос о том, соответствовало ли содержание заявителя под стражей положениям части 1 и 3 статьи 5 Конвенции. Заявитель был арестован по подозрению в торговле детьми и организации преступного бизнеса. Он был заключен под стражу на основании тяжести предъявленных ему обвинений и угрозы того, что заявитель воспрепятствует установлению истины по делу. Кроме того, решение о содержании заявителя под стражей было мотивировано отсутствием у него постоянного места жительства и постоянной работы, а также необходимостью совершения следственных действий. Дальнейшие решения о продлении содержания заявителя под стражей принимались на тех же основаниях.

Заявитель находился под стражей в течение 18 месяцев в период предварительного следствия. После этого было принято решение о продлении содержания заявителя под стражей еще на 6 месяцев, чтобы он имел возможность изучить материалы дела в объеме 30 томов. Заявитель утверждал, что это решение было незаконным, поскольку он отказался от изучения материалов дела. Европейский Суд не согласился с аргументами заявителя. Суд отметил, что действовавшее на тот момент российское процессуальное законодательство устанавливало, что срок содержания под стражей во время следствия не может превышать 18 месяцев. Однако закон позволял продлить арест еще на 6 месяцев для изучения обвиняемым и его адвокатом материалов дела. Московский городской суд, принявший решение о продлении ареста еще на 6 месяцев, действовал в пределах своей компетенции и на основании закона. При этом решение Московского городского суда не было произвольным, так как в судебном заседании было установлено, что обвиняемый не отказывался от права изучения материалов дела, а решение о продлении ареста было мотивированным. На этом основании Европейский Суд признал, что решение о продлении ареста заявителя на 6 месяцев было законным в смысле части 1 статьи 5 Конвенции. Тем не менее, Суд счел нужным рассмотреть мотивировку, данную Московским городским судом с точки зрения положений части 1 статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд установил, что заявитель содержался под стражей в течение 2 лет. В этот период национальные органы 7 раз рассматривали вопрос о продлении ареста. Суд отметил, что основаниями для продления ареста служили тяжесть предъявленного заявителю обвинения, и угроза того, что он скроется, поскольку у него нет постоянного места жительства и работы. Суд еще раз подчеркнул, что тяжесть основания сама по себе не может служить основанием для длительного содержания человека под стражей. С точки зрения Суда само по себе отсутствие у человека фиксированного места проживания, равно как и отсутствие постоянной работы, не является доказательством того, что человек скроется. Других же оснований, указывающих на угрозу побега, компетентные органы не приводили. Суд также отметил, что при рассмотрении вопроса о продлении ареста не исследовалась возможность применения к заявителю более мягких мер пресечения. На этом основании Суд установил, что в отношении заявителя были нарушены требования части 3 статьи 5 Конвенции.

Жалобы заявителя на плохие условия содержания были отклонены, поскольку заявитель сообщил о них только после коммуникации его дела государству-ответчику, то есть, по истечению шести месяцев с момента предполагаемого нарушения. Тем не менее, поскольку заявитель пострадал от неоправданно длительного содержания под стражей, ему была назначена компенсация морального вреда в размере 5 000 евро.

В деле Mishketkul and others v. Russia (Мишкеткул и другие против России, жалоба N 36911/02, город Москва) первый заявитель были задержан в квартире, которую снимал третий заявитель, по подозрению в совершении кражи. В тот же день как соучастник этого деяния был задержан второй заявитель. Оба заявителя были помещены под стражу на том основании, что против них выдвинуты обвинения в преступлении, караемом лишением свободы, и у них отсутствует постоянное место жительства. По окончанию расследования дело в отношении первого и второго заявителя поступило в Люблинский районный суд г. Москвы, который продлил их арест. По результатам рассмотрения уголовного дела заявители были признаны виновными и приговорены к четырем годам лишения свободы. Приговор был оставлен без изменения кассационной инстанцией. Однако через полтора года по жалобе заявителей Президиум Московского городского суда отменил приговор в порядке надзора и направил дело на новое рассмотрение, указав, что заявители должны оставаться под стражей. Приступая к рассмотрению дела, районный суд не рассмотрел вопрос о мере пресечения в отношении заявителей. Заявители вновь были признаны виновными и приговорены к четырем годам лишения свободы. Этот приговор был отменен кассационной инстанцией, которая отправила дело на новое рассмотрение, указав, что заявители должны оставаться под стражей. Районный суд, назначив дело к слушанию, указал, что мера пресечения в отношении заявителей должна остаться без изменения. В период рассмотрения дела суд дважды продлял срок содержания заявителей под стражей, ссылаясь на тяжесть предъявленного обвинения и на отсутствие оснований для освобождения. Заявители третий раз были признаны виновными и приговорены к четырем годам лишения свободы.

Рассматривая данное дело, Европейский Суд определил, что первый и второй заявители содержались под стражей в общей сложности около 20 месяцев. Из срока содержания под стражей Суд исключил период, между вступлением в силу первого приговора в отношении заявителей и отмены этого приговора надзорной инстанцией. Суд отметил, что изначальное решение об аресте заявителей было оправдано подозрением в совершении кражи. Однако с течением времени наличие такого подозрения перестало само по себе оправдывать необходимость дальнейшего содержания заявителей под стражей. Тем не менее, при продлении ареста компетентные органы не приводили конкретных фактических оснований, указывающих на необходимость дальнейшего содержания под стражей, и не рассматривали вопрос о применении альтернативных мер пресечения. Исходя из этого, Суд признал нарушение части 3 статьи 5 Конвенции в отношении первого и второго заявителя.

Суд отклонил жалобу первого заявителя на пытки со стороны сотрудников милиции, поскольку заявитель не исчерпал национальных средств защиты в отношении этого нарушения. На том же основании была отклонена жалоба первого и второго заявителей на то, что им не сообщили причин их задержания.

Суд также рассмотрел жалобы первого, второго и третьего заявителей на нарушение принципов справедливого судебного разбирательства, гарантированного статьей 6 Конвенции. Первые два заявителя жаловались на несправедливость приговора, а третий заявитель (официально признанный потерпевшим и получивший по судебному решению компенсацию за причиненный кражей ущерб) утверждал, что первый и второй заявитель невиновны в совершении преступления. Суд эти жалобы отклонил, указав, что в материалах дела отсутствуют какие-либо доказательства нарушения прав заявителей на справедливое судебное разбирательство.

В качестве компенсации морального вреда за нарушение части 3 статьи 5 Конвенции первому и второму заявителю было назначено по 5 000 евро.

Дело Ignatov v. Russia (Игнатов против России, жалоба N 27193/02, Москва) также касалось вопросов содержания под стражей. Заявитель - сотрудник МВД высокого ранга - был обвинен в подстрекательстве к взятке и мошенничестве. По словам заявителя, под давлением он дал признательные показания. В отношении заявителя была выбрана мера пресечения в виде помещения под стражу. Сроки содержания под стражей неоднократно продлялась на том основании, что заявителю предъявлены тяжкие обвинения, и что в случае освобождения заявитель может скрыться или воспрепятствовать установлению истины по делу.

Заявитель жаловался, что в нарушение части 1 статьи 5 решения о его помещении под стражу и о продлении ареста не имели под собой правовых оснований. Кроме того, заявитель указывал на необоснованную длительность содержания под стражей, что не соответствует части 3 статьи 5 Конвенции. Кроме того, заявитель указывал, что вопреки требованиям части 4 статьи 5, он был лишен фактической возможности на судебное обжалование законности содержания под стражей.

Оценивая жалобы заявителя, Европейский Суд отметил, что в решениях о продлении меры пресечения в отношении заявителя Московский городской Суд и Верховный Суд РФ не указали конкретных оснований для применения этой меры. Также данные суды не установили сроков, на которые продлялся арест заявителя, в результате чего заявитель страдал от чувства неопределенности своей судьбы. С точки зрения Европейского Суда, из-за указанных недостатков, решения о продлении меры пресечения не соответствовали требованиям части 1 статьи 5 Конвенции.

Изучая вопрос об общем сроке содержания заявителя под стражей, Суд отметил, что власти не рассматривали всесторонне все обстоятельства дела (в частности, личные характеристики заявителя и сведения о тяжелой болезни его матери) и не изучали возможность изменения меры пресечения на альтернативную. В обосновании продления срока содержания под стражей судебные органы приводили одну и ту же стандартную формулировку. Европейский Суд также учел, что, после окончания следствия заявитель содержался под стражей еще более года. На этом основании было установлено, что в отношении заявителя была нарушена часть 3 статьи 5 Конвенции.

На основании представленных документов Суд установил, что жалобы заявителя на законность содержания под стражей и ходатайства об освобождении были рассмотрены национальными судебными органами. Однако для вынесения решений по каждому обращению судебным органам потребовалось семьдесят, восемьдесят четыре, сто восемь, восемьдесят, сто сорок шесть, восемьдесят один и шестьдесят дней соответственно. Суд отметил, что эти сроки не соответствовали требованиям российского уголовно-процессуального законодательства, а также тот факт, что заявитель не пытался каким-либо образом затянуть рассмотрение своих обращений. Исходя из этого, Суд счел, что такие сроки рассмотрения обращений не соответствуют требованию безотлагательности судебной проверки вопроса о законности и обоснованности ареста, заложенному в часть 4 статьи 5 Конвенции.

В качестве нарушения части 4 статьи 5 Конвенции заявитель также указывал отказ национальных судебных органов рассмотреть две его жалобы на решения Генерального прокурора о продлении ареста. Районный суд, куда последовательно поступили обе жалобы, прекратил процедуру их рассмотрения со ссылкой на вступление в силу нового Уголовно-процессуального кодекса.

Рассматривая этот вопрос, Европейский Суд отметил, что часть 4 статьи 5 Конвенции предполагает, что компетентный национальный орган, куда поступила жалоба на законность ареста, должен рассматривать ее с точки зрения соблюдения предписанной национальным законом процедуры лишения свободы. Однако, контроль за законностью и обоснованностью ареста не может ограничиться лишь проверкой процессуальных аспектов. Национальный суд также должен проверять обоснованность подозрения в совершении преступления, послужившего поводом для ареста, а также легитимность целей помещения человека под стражу. Кроме того, процедура рассмотрения жалобы на арест должна отвечать основной цели статьи 5 Конвенции, а именно - защите индивида от произвольного лишения свободы.

Европейский Суд отметил, что представитель Государства-ответчика, не указал никаких конкретных положений процессуального кодекса, которые позволяли бы прекратить рассмотрение жалоб заявителя. Суд также констатировал, что с точки зрения положений части 4 статьи 5 Конвенции отказ в рассмотрении жалоб заявителя нельзя рассматривать как адекватный ответ судебной власти, следовательно, имело место нарушений указанных требований Конвенции.

В связи с тем, что заявитель не предъявлял никаких требований о компенсации, Суд не рассматривал этот вопрос.

Условия содержания и медицинское обслуживание заключенных, а также применение к ним мер стеснения в виде наручников: дало Benediktov v. Russia (Бенедиктов против России) и Gorodnitchev v. Russia (Городничев против России)

Жалобы российских заключенных на условия содержания и несоответствие обращения с ними принципам гуманности часто поступают в Европейский Суд. У Суда сформировался устойчивый подход к оценке таких жалоб. В мае 2007 г. Суд рассмотрел две жалобы такого рода. Одна из них - Benediktov v. Russia (Бенедиктов против России, жалоба N 106/02, Москва) - касается типичной проблемы переполненности следственных изоляторов и несоблюдения санитарно-гигиенических норм в этих учреждениях. Вторая жалоба - Gorodnitchev v. Russia (Городничев против России, жалоба N 52058/99, Новосибирск) - поднимает вопрос, новый для практики Европейского Суда по российским делам, а именно - вопрос о допустимости использования наручников в отношении подсудимого, участвующего в публичном судебном разбирательстве.

В деле Benediktov v. Russia (Бенедиктов против России) заявитель жаловался на переполненность и антисанитарные условия в камерах, в которых он содержался во время предварительного заключения. В соответствии с устоявшейся практикой по такого рода делам, Суд не стал проверять справедливость всех претензий заявителя, обратив внимание на те факты, которые не оспаривались Государством-ответчиком. В частности, Суд констатировал, что государство-ответчик не опровергало утверждения заявителя о том, что окна камер, в которых он содержался, были закрыты железными щитами, препятствовавшими проникновению в камеры свежего воздуха и дневного света. Также Суд отметил, что стороны дела соглашались относительно общей площади этих камер. При этом заявитель указал число содержавшихся вместе с ним людей, а Государство-ответчик не представило никаких комментариев на этот счет, сославшись на то, что соответствующие документы были уничтожены. В отсутствие опровержений со стороны Государства-ответчика Суд счел необходимым принять версию заявителя, в соответствии с которой на каждого обитателя камер приходилось от 1 до 2,2 квадратных метров жилой площади. Ранее Суд признавал, что длительное содержание заключенных в такой тесноте не соответствует принципам гуманности и уважения к человеческому достоинству. К аналогичному выводу Суд пришел и в данном деле, признав нарушение статьи 3 Конвенции.

Отклонив прочие жалобы заявителя в связи с пропуском шестимесячного срока или по причине необоснованности, Суд назначил заявителю компенсацию морального вреда в размере 10 000 евро.

В деле Gorodnitchev v. Russia (Городничев против России) заявитель указывал на нарушение целого ряда статей Конвенции. В частности, он указывал на отсутствие адекватной медицинской помощи и плохие условия содержания в исправительном учреждении. Также он жаловался, что во время публичных судебных заседаний он находился в наручниках. Кроме того, заявитель указывал на чрезмерную длительность рассмотрения его уголовного дела.

Суд установил, что заявитель заразился туберкулезом во время нахождения под стражей. После того, как заявитель отказался от приема лекарств, от побочных действий которых он страдал, администрация пенитенциарного учреждения, вопреки требованиям российских нормативных актов, перестала выдавать ему полагающееся больным питание, а также стала принуждать его к работе. Кроме того, несмотря на состояние здоровья заявителя его содержали в штрафном изоляторе 25 дней, вместо 15, разрешенных российскими законами. Такое обращение Суд признал не соответствующим требованиям статьи 3 Конвенции.

Суд также рассмотрел жалобу заявителя на то, что во время двух публичных судебных слушаний своего дела он находился в наручниках. Рассматривая этот вопрос, Европейский Суд отметил, что применение наручников не составляет нарушения статьи 3, когда есть риск, что задержанный окажет сопротивление, попытается сбежать, нанесет вред или увечье или уничтожит доказательства. Государство-ответчик обосновывало необходимость применения наручников только тем, что в зале судебного заседания не было перегородки между отсеком, где находился обвиняемый и остальной частью помещения. Однако никаких подтверждений тому, что заявитель представлял опасность для окружающих предоставлено не было. Соответственно, в использовании наручников не было необходимости. Суд также отметил, что в некоторых случаях сам публичный характер использования ограничительных мер может вызвать нарушение статьи 3 Конвенции. Исходя из этого, Суд признал, что применение наручников к заявителю представляло собой унижающее человеческое достоинство обращение и нарушало статью 3 Конвенции.

Суд установил, что срок рассмотрения уголовного дела в отношении заявителя составил 4 года и 10 месяцев. Суд отметил, что дело не отличалось сложностью, а проволочки в разбирательстве были вызваны действиями властей. Например, декабря 1998 г. суд первой инстанции назначил судебное разбирательство на 25 января 1999 г, хотя по закону должен был назначить его в течение 2 недель. Также суд признал противоречивыми два имевшихся в деле экспертных заключения и назначил проведение новой экспертизы. Однако выводы этой экспертизы использовать не стал, а построил свои выводы на ранее отклоненных экспертных заключениях. На этом основании Европейский Суд счел, что срок рассмотрения уголовного дела заявителя был неоправданно длинным, что нарушило положения части 1 статьи 6 Конвенции.

Заявителю была назначена компенсация морального вреда в размере 10 000 евро.

Право на жизнь в контексте контртеррористической операции: дело Akhmadova and Sadulayeva v. Russia (Ахмадова и Садулаева против России, жалоба N 40464/02, Чеченская Республика)

Заявительницы жаловались на задержание и последующее убийство Шамиля Ахмадова - сына первой заявительницы и мужа второй. Ахмадов, наряду с полусотней других лиц был задержан во время спецоперации, которую федеральные силы проводили в городе Аргун 12 марта 2001 г. после нападения боевиков на аргунскую телевизионную станцию. Свидетелями задержания была жена Ахмадова и соседи, проживавшие с ними на одной улице.

Через несколько дней после спецоперации большинство задержанных было отпущено через несколько дней. Однако одиннадцать задержанных, включая Ахмадова, пропали без вести. Сразу после окончания спецоперации, родственники пропавших, включая двух заявительниц, начали поиски совместно с родственниками других пропавших. Заявительницы неоднократно лично и письменно обращались с запросами о судьбе Ахмадова в органы прокуратуры и МВД, а также к другим государственным и общественным структурам.

В начале марта 2002 года на окраине города Аргун местными жителями было обнаружено захоронение. Могила была вскрыта военными в присутствии представителя прокуратуры. Среди захороненных был Ахмадов, которого жена опознала по одежде. Заявительницы утверждали, что на трупе имелись следы переломов и пулевых ранений. 21 августа 2002 года ЗАГС г. Аргун выдал свидетельство о смерти Шамиля Ахмадова, в котором датой смерти было указано 22 марта 2001 г.

По указанным фактам было возбуждено уголовное дело. Однако заявительницы не получали какой-либо информации о его результатах и о проведенных следственных действиях. Расследование по делу было приостановлено в связи с невозможностью установить подозреваемых.

Заявительницы жаловались, что в отношении Шамиля Ахмадова было нарушено право на жизнь и право на свободу и личную неприкосновенность. Также они жаловались на отсутствие доступа к правосудию, отсутствию эффективных средств правовой защиты, а также на бесчеловечное обращение, выразившееся в отсутствии информации об обстоятельствах задержания и гибели их родственника.

Рассматривая обстоятельства дела, Европейский Суд отметил, что власти государства-ответчика не отрицали факта проведения спецоперации и факта задержания Шамиля Ахмадова. Об этом свидетельствовали ответы органов прокуратуры на запросы заявительниц. Факт убийства Ахмадова также подтверждался официальной перепиской и свидетельством о смерти, выданным заявительницам. Европейский Суд указал на наличие причинно-следственных связей между арестом Шамиля Ахмадова и его насильственной смертью, и сделал вывод, что в такой ситуации ответственность за гибель Ахмадова несет государство-ответчик, то есть имело место нарушение статьи 2 Конвенции. Суд также пришел к выводу, что государство-ответчик не выполнило вытекающих из статьи 2 Конвенции обязательств по проведению эффективного расследования обстоятельств смерти Ахмадова. Следствие по делу длилось более 5 лет и не дало каких-либо результатов, а заявительницам не сообщали о принимаемых по делу решениях.

Суд признал, что Шамиль Ахмадов подвергся произвольному задержанию. Он был задержан представителями государства-ответчика во время спецоперации. Однако государство-ответчик не предоставило никаких документов, подтверждающих обоснованность задержания или факт проведения следственных действий с участием Ахмадова. Исходя из этого Суд установил наличие нарушения статьи 5 Конвенции.

Европейский Суд признал, что в отношении заявительниц была нарушена статья 3 Конвенции, запрещающая бесчеловечное обращение. Заявительницы узнали о смерти Шамиля Ахмадова более чем через год с момента его исчезновения. Все это время они испытывали стресс, страх и неуверенность в связи с участью своего родственника. Их страдания усугублялись манерой проведения расследования по факту исчезновения Ахмадова.

Европейский Суд не счел обоснованной жалобу заявительниц об отсутствии у них права на доступ к правосудию, однако согласился с тем, что вопреки требованиям статьи 13 Конвенции заявительницы не располагали эффективными средствами правовой защиты.

Каждой заявительнице была назначена компенсация морального вреда в размере 20 000 евро.



Новости
| Европейская конвенция | Европейский Суд | Совет Европы | Документы | Библиография | Вопросы и ответы | Ссылки


© Council of Europe 2002  Разработка: Компания "ГАРАНТ"
Проект финансируется при поддержке
Правительства Соединенного Королевства